Тля. Антисионистский роман

гинальность его суждений, высокая культура и образованность. Ничего не принимая на веру, он стремится сам докопаться до истины, подвергая сомнениям и собственному анализу утверждения тех или иных авторитетов. Например, о хазарах, об их происхождении написано много исторических исследований, литературных сочинений. Всерьез занимается этой темой и Глазунов, предлагая свою версию. Он спорит с академиками Лихачевым и Алпатовым, с историком Артамоновым, аргументированно отстаивает свою точку зрения. Он доказывает славянское происхождение Рюрика, и на реплику Лихачева «не дело художника заниматься историей» дерзко отвечает, что в таком случае не дело филолога (Лихачева. - И. Ш.) заниматься историей. Ему до всего есть дело, особенно что касается русской истории. В Самаре он слышал рассказ очевидца-старожила о том, как Лейба Троцкий расстреливал русскую интеллигенцию. Встречался с парторгом Московского Союза художников Евгением Ильиным, и тот рассказал ему о посещении Самары Л. Троцким и о расстреле без суда и следствия местных жителей. Ильин был очевидцем этой жуткой казни. Троцкий на своем бронепоезде совершал тогда турне по городам Поволжья.

- «А мы вас ждем, не начинаем», - сказал кто-то. «Ну, давайте, выводите», - распорядился Троцкий. Из подвала вывели толпу заключенных. Отцы города, купцы, учителя гимназий... Помню, гимназисты тоже были. Троцкий опустил руку к бедру и вытащил маузер... Человек шесть, десять он как в тире расстрелял.

Слушая рассказ Ильина, Глазунов вспомнил светлый образ патриота князя Андрея Боголюбского, убитого евреями Ефремом Мойзевичем и Амбалом. Он болезненно переживает безразличие к историческому прошлому России, варварское отношение современников к памятникам древней культуры, гневно клеймит этих безродных разрушителей, распинающих Россию. «Сатанинская бездарность, подобно раку, не может существовать, если не пожирает здоровое тело, - говорит Глазунов и восклицает. - Сбережем наши грады Китежи! Сбережем древние легенды народа, памятники трудного исторического пути». Его возмущает небрежение к русскому языку, засорение его иностранщиной, разного рода «саммитами», «рейтингами», «маркетингами», и вообще русофобия, которая пышным сорняком цветет на Руси в безумное ельцинское время. Особенно возмущает Илью Сергеевича нравственное и духовное растление нации, которое с сатанинским напором, цинизмом и наглостью обрушивается на людей денно и нощно с телеэкранов. «Черная волна безумия или душевного расстройства, - говорит Илья Сергеевич, - захлестнула, к сожалению, творчество многих художников XX века. Доводя искусство до безумия, абсурда, эта тенденция, направляемая стоящими в тени “дирижерами”, помноженная на шаманство и кликушество первобытных народов, чтобы не сказать - людоедов- дикарей и сатанистов, сегодня стала господствующей на экранах телевидения, страницах журналов и книг».

Сказано откровенно, во весь голос патриота и гражданина.

Такого не услышишь от ельцинских лакеев Марка Захарова и Михаила Ульянова, Людмилы Зыкиной и Аллы Пугачевой и многочисленных «звезд» телеэкрана, о которых Глазунов с брезгливостью говорит: «До чего одинаковы все “звезды” современной музыки. И разве убожество их компаний, сопровождаемое трюкачеством клипов, не преследует цель оглупления масс во всех странах?» Это сатанинское безумство с особенно разрушительной силой проявляется в музыке как самом тонком, изысканном и общедоступном виде искусства. Глазунов это прекрасно понимает и с болью в душе свидетельствует: «Классическая музыка наполняет душу восторгом и жаждой подвига. Как высится, словно Гималаи, великая музыкальная культура нашей цивилизации над всеми этими пошлыми, будуарными нашептываниями в микрофон или немыслимым грохотом “рока”. О чем грохочут? О мелких мыслишках и ничтожных чувствах самодовольного обывателя, попавшего в западню сатаны».

Природа щедро наделила Илью Сергеевича талантами. Не будь он живописцем, он стал бы хорошим писателем-публицистом. Его литературные дарования отлично выражены в книге «Россия распятая». Очень трудно словами передать сюжет картины так, чтоб зритель мог представить ее в своем воображении такой, какой создала ее кисть живописца. Глазунову это удается. Вот он пишет: «Мой любимый пейзаж “Грачи прилетели” (Саврасова. - И. Ш.) - поэма о русской весне. Еще зима, мрачно-сизый горизонт, далекая снежная равнина, странная церковь, покосившиеся крестьянские избы. У чахлых берез вьются и кричат грачи, прилетевшие из далеких стран, возвещают близкую весну с бьющими из-под снега ручьями, синими тенями, с разбросанными по лазури весеннего неба белыми лепестками облаков».

Незаурядные способности проявил Илья Сергеевич и как театральный художник.

В Берлине в театре Штаатс-опера режиссер Большого театра Б. А. Покровский поставил «Пиковую даму» и «Князя Игоря». Работать над декорациями к спектаклям было поручено Илье Глазунову. Не гладко строились отношения между именитым режиссером и начинающим театральным художником. Глазунов придерживался реалистических традиций, от которых, желая быть «современным», отходил Покровский. Однажды он сказал Илье Сергеевичу: «Вы отравлены русским классическим театром, из которого я давно вырос». Глазунов язвительно парировал: «Борис Александрович, видя ваши потрясающие меня классические постановки в Большом театре, я бы мог сказать, что сегодня вас кто-то отравил авангардизмом, а это - смертельный яд».

Потом уже, в Москве, в Большом театре Б. Покровский ставил оперу «Сказание о невидимом граде Китеже...». Для работы над декорациями и костюмами были приглашены Илья Глазунов и его жена, художница Нина Виноградова-Бенуа. Илья Сергеевич с радостью принял предложение: Древняя Русь - это его стихия. Театральные декорации -особый жанр изобразительного искусства. Он требует высокого профессионального мастерства. На ниве театральной декорации трудились выдающиеся русские художники В. Васнецов, К. Коровин, А. Головин, А. Бенуа, Ф. Федоровский. И здесь Илья Сергеевич раскрыл свой незаурядный талант. Помня свои стычки с Ильей Сергеевичем в Берлине, Б. Покровский на заседании художественного совета в Большом театре сказал, глядя на Глазунова: «Здесь, в Большом, хозяин я, а не советский посол и директор немецкой оперы. Здесь вы будете делать то, что я говорю. Первое: занавеса не будет!» Илья Сергеевич резко возразил: «Но не опускать в театре занавес - это все равно что войти в уборную и не закрыть за