за него драться.
К друзьям подошел опять Борис Юлин. Он снисходительно кивнул на портрет колхозника Вишнякова, написанный Машковым.
- Хорош старик, с характером! - И тут же, без перехода. - Ну, а как мои девки после доработки? - За всех ответил Вартанян:
- Да, собственно, ты их только переобул, а в остальном...
По лицам приятелей Борис понял, что картина им не нравится, но не смутился и заговорил бойко и самоуверенно:
- Винокуров упрекает меня за то, что нравится Иванову-Петренке. Не поймешь, кому верить. Лучше, кажется, только себе. Впрочем, Михаил Герасимович Камышев находит, что в моей картине есть что-то общее с Пчелкиным.
- Да это и все находят, - в тон сказал Окунев.
По его голосу трудно было определить отношение к картине, но Борис и не очень-то дорожил мнением Павла. Еременко добавил к словам Павла:
- Все находят, а Пчелкин отрицает. Ничего, говорит, похожего.
Юлин сделал обиженное лицо и отвернулся от друзей, разыскивая глазами Люсю.
Лебедева пришла на выставку вместе с Борисом и была свидетелем успеха картины Владимира. В душе она радовалась и по-хорошему завидовала ему. Держалась одна, в сторонке: так лучше было наблюдать за Владимиром. Улучив минуту, когда он остался один, она подошла, поблагодарила за подарок, поздравила с успехом картины. В темных ее глазах - молящее ожидание и тихий укор. Они не виделись очень давно.
- Ваш подарок для меня - самая дорогая картина в мире...
Ему было приятно слышать эти слова, но он с тревогой и волнением ждал слов других. Не дождавшись, спросил:
- Когда же свадьба?
Она не боялась такого вопроса, ждала его и все-таки, когда он спросил, вспыхнула.
- Не знаю... Может быть, никогда... - И осеклась: к ним сквозь толпу пробирался Борис.
Увидав его, Владимир поспешно простился и отошел.
* * *
Утром на третий день после открытия выставки Владимиру позвонил Павел Окунев.
- Читал сегодня «Советское искусство?» - спросил он загадочно.
- Нет, а что? - с неосознанным беспокойством спросил Владимир. Потом вспомнил про статью, которую написал совместно с Петром для этой газеты, и улыбнулся: «Напечатали!» Но почему же так угрюмо говорит Павел:
- Прочти. Непонятные вещи творятся на белом свете... - И положил трубку.
Владимир босиком побежал на лестничную площадку к почтовому ящику, дрожащими пальцами извлек газету и, не утерпев, тут же развернул ее. Гм... огромная статья Семена Винокурова о выставке. Вернулся в комнату и с ходу стал читать.
Так, так: акварели Барселонского, живопись Пчелкина и Юлина открывают новую страницу в развитии советского изобразительного искусства. Богатство красок... трепет березовой листвы... необычайная экспрессия... Так, так...
«А мы-то по своей темноте и неопытности принимали изысканную пестроту этой живописи за манерность, за кривляние, за желание во что бы то ни стало пооригинальничать, -думал Владимир, читая статью. - Акварели Барселонского мы считали заумной мазней, а это, оказывается, всамделишные шедевры, новое слово в советской живописи... Картину Бориса Юлина считали подражанием ремесленника, а это, оказывается, “талантливое отображение социалистической действительности”! Ну и ну, черт возьми!»
Чертыхаясь и отплевываясь, Владимир продолжал читать, перескакивая через пустопорожние строчки. Ага, вот, кажется, и про формализм... Вартанян! Вартанян зачислен в формалисты! Вот, оказывается, кто наш враг! По мнению критика, Вартанян пишет слишком яркими, слишком светлыми красками...
В большой статье, претендующей на обзор выставки, не было ни слова о «Приеме в партию». Как будто такой картины и не было.
Владимир растерялся. Этого он не ожидал. Ну, пусть бы разругали, указали на промахи (наверное, есть и промахи!) - что угодно, только не молчание! «Впрочем, -вспомнил он умные слова, - умолчание тоже своеобразный вид критики».
Статья Винокурова вызвала бурную реакцию среди читателей, побывавших на выставке. В течение всего дня в редакцию звонили художники, студенты, служащие, инженеры. У всех был один и тот же недоуменный вопрос:
- Почему в газете ничего нет о картине «Прием в партию»?
Из редакции сначала отмахивались: «Критик не нашел нужным...» Но такие ответы вызывали еще большее возмущение.
- Что значит «не нашел нужным»? - гремел по телефону басовитый голос. - По-вашему, газета - частный орган вашего критика?!
К вечеру в редакции началось смятение. Редактор понял, что допущена ошибка, которую нужно исправлять. Выругав читателей, которые вмешиваются «не в свое дело», а заодно и своих сотрудников, которые доставляют столько хлопот редактору, он пригласил к себе в кабинет автора злополучной статьи, Винокурова:
- Ну что вам стоило? Упомянули бы между прочим, и никаких бы хлопот... А то еще и в ЦК партии напишут...
