Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов

прельщение… Отвратим очи наши от богомерзких сих ропотников, просителей, льстецов и лицемеров. Не слышите ли, что шум, треск, рев, вопль, вой, свист, дым, жупел и смрад содомский восходят от сего пути?

Архангелы обратили светлые лица свои от севера к ясному югу и воспели песнь сию:

Ангельская песнь в силу сего:

«Бездна бездну призывает» [232]

Нельзя бездны океана горстью персти забросать,
Нельзя огненного стана скудной капле прохлаждать.
Возможет ли в темной яскине гулять орел
Так, как на небесный край вылетел он отсель?
Так не будет сыт плотским дух.

Бездна дух есть в человеке, вод всех ширший и небес.
Не насытишь тем вовеки, чем пленяет мир сей весь.
Отсюда-то скука, внутри скрежет, тоска, печаль.
Отсюда несытость, чтоб из капли жар горший встал.
Знай: не будет сыт плотским дух.

О род плотский! Невежды! Доколе ты тяжкосерд?
Возведи сердечные вежды. Взглянь выспрь на небесну твердь.
Чему ты не ищешь знать, что то зовется Бог?
Чему не толчешь, чтоб увидеть его ты смог?
Бездна бездну удовлит вдруг.

Клевета

По-эллински – диаволи, по-римски – traductio.

Воспев же, вопросили: что есть клевета?[233] Скажи нам, молния Божия, Варахиил!.. Он же отвечал так: «Клевета есть творить сладкое горьким, и вопреки; она есть то же, что татьба; татьба крадет вещи, а клевета мысли. Мысль есть руководительница человеку и путь. Дьявол, украв у человека добрую мысль, перекидывает будто сеть и препону через добрый путь, а сим самым сводит и переводит его на путь зол. Вот почему по-эллински диаволос, сиречь переметчик, по-римски же traductor, сиречь сводник, или переводник, дано имя клеветнику, по-славянски же клеветать значит то же, что колотить, мешать горькое со сладким, и вопреки. Сие бывает тогда, когда на место сладкого поставляется горькое, и вопреки. Сей есть один источник всех адских мук»[234].

Кознь

«Ты же, о свет Божий, Уриил! Изъясни нам, что значит то кознь?» Отвечал Уриил: «Кознь есть образ клеветы, по которому она растет и сеется. Она есть то же, что машина. Машина хитрствует в вещах, а дьявольская кознь – в мыслях. Птицелов и рыболов ловят сетями, а он – кознями». Кознь есть ловкая машина, например засада, силок, капкан, западня, сеть, вентер, верша, по-эллински – строфа, сиречь увертка, вертушка и проч. У архитектонови ныне некая машина именуется по-латински caper, сиречь козел. Ныне ясно видно, что хитрость в татьбе, а кознь в клевете есть то же. О сколь прелестная удица! Ею, точно взбесившись, человеческая воля ужасается преподобия, стремится за нелепостями, как олень, ранен в ятра, не видя, как в погибель свою течет. Сии-то души услаждаются песенками сими:

Древний век был для святцов,
Ныне век есть не таков.
Плюнь, брат, на Сион,
Пой на светский тон.
Скоро ль святость жить дождется?
Наша ж здесь жизнь наживется.

И опять:

В молоды лета не зажить света?
Что ж за корысть свет молодому?

И опять:

В старом веке нет покою,
Только болезнь со бедою.
Тогда счастие хоть бы и было,
Но в старости не так мило…

Какое же то мне счастие, если оно мне изменяет во время старости, если не верный и вечный друг оный? «Друг верен – кров крепок…» «Не оставь меня во время старости…» «Все преходит, любовь же нет!» «Бог любви есть…» «Слышь, Израиль! Господь Бог твой посреди тебя».

Се видно злая удочка, бесноватыми душами пожираема. А как волк овец на пажити и при водопое похищает, тайный же ласкатель в самом чертоге и при трапезе, как червь орехи, внутри их обретаясь, растлевает, так дьявол на самых злачных местах, во Эдеме священной Библии, хитро уловляет, примешав, как змий, в матернее для детей молоко яд свой, так он вкус и дух свой в благоуханные плоды Божиего рая. «Нужное есть Царствие Божие, и прилагающие усилие достигают его».

Сего оракула сатана растил. Он в нем осквернил Христово благоухание. Он в нем, украв дух Христов, вложил в него свой душеубийственный вкус. Он перековал нужное на трудное[235]. Поют германцы притчу сию: «Бог строит кирху, а черт там же часовню». Поет Христос: «Нужное есть Царствие Божие». Дьявол подпевает: «Трудное есть Царствие Божие».

О пакостная обезьяна! Тем же мостом грядет, а в разный город; тем же звоном поет, да чего-то как нет. Ангельский тон – адская думка, голос Ияковлев – сердце Исавлее; лобзает, как друг, – продает, как Иуда. И смех и плач нам есть Божия сия мартышка… «Внимай, небо, и заговорю!» Се клевета на Господа Вседержителя! Нужность с трудностью так не вмещается, как свет со тьмою. Нужно солнце – трудно же ли? Нужен огонь, а труден ли? Нужен воздух, но труден ли? Нужна земля и вода, и кто без нее? Видите нужность? Где же при боку ее трудность? Ах, исчезла! Нет ей места в чертогах непорочной и блаженной нужности! Дом ее есть дом мира, дом любви и сладости. Покажите же мне, где водворяется трудность? В аде ли? Верую, Господи, там-то обитают труд и болезнь, печаль и вздыхание. Но там ли нужность? Ах, не бывала она там. Ее присутствием ад в мгновение преображается в рай. В аду все делается то, что не нужное, что лишнее, что не надобное, не приличное, противное, вредное, пакостное, гнусное, дурное, непригожее, скверное, мучительное, нечестивое, Богомерзкое, проклятое, мирское, плотское, тленное, ветреное, дорогое, редкое, модное, заботное, разорительное, погибельное, адское… и прочий неусыпающий червь. Сия бесноватая и буйная дева – трудность именуется по-эллински ???, сиречь пагуба, по-еврейски же Ада, Ламехова жена, сиречь блуднокрасующая и заботная, противная жене, именуемой Селла и Мирна. Сколь же разнится чистая наша дева – святая