Я сразу узнаю Любин голос, привстаю на санях и кричу через ставок:
— Люба, не простуди голос!
От ставка слышится сначала смех, потом кто-то отделяется от компании и изо всех сил летит к нам.
— Михайлик, пирожок хочешь? — высмеивается Люба, падает на сани и подает мне выщедрованный пирожок.
— А я тебе калины привез, бери.
— Дядя Себастьян, а вы не хотите пирожок? Он еще теплый.
— Если теплый, то что же… — поворачивается к нам, смешно разводит руками дядька Себастьян. А Люба уже весело стрекочет мне:
— Михайлик, а дядька Николай и твой отец уже вернулись домой!
— И что-то поймали?
— Несколько щук и целую сумку вьюнов. Дядька Николай говорил, что они тащили-тащили и никак не могли вытащить вдвоем одну щуку, — такая большая попалась. Глаза у нее были, как горшочки, а чешуя — как серебряные рубли.
И нам всем почему-то становится даже очень смешно. Тем временем нас настигают легонькие санки, на передке которых сидит молодой коренастый мужичонка, за ним покачивается и тихонько что-то напевает ребенку молодица. Чем-то знакомым-знакомым повеяло на меня. Молодица оборачивается на наш смех, и я, веря и не веря, вскрикиваю:
— Марьяна!
— Ой! Михайлик! — взволнованно крикнула молодица и зачем-то переспросила: — Это ты?
— Конечно, Марьяна! — соскакиваю с саней, приближаюсь к ней и вижу перед собой большие-большие глаза, над которыми испуганно бьются венчики ресниц.
— Ой! Михайлик! Как ты вырос! — Марьяна одной рукой держит ребенка, а другой обнимает меня. — А мы едем к вам на щедрый вечер.
— В самом деле?
— В самом деле. Добрый вечер, Люба! Добрый вечер, дядя Себастьян! Вы до сих пор председательствуете?
— Да председательствую.
— И мой тоже. Имею теперь хлопоты на свою голову.
Дядька Себастьян наклонился к уху Марьяны:
— А он и сейчас тебя звездочкой зовет или, председательствуя, забыл?
— Ну… такое скажете, — застеснялась Марьяна.
— Говори, говори.
— Зовет же… когда надо подластиться, — влюбленно смотрит на своего мужа, а тот лишь ведет могучим плечом и расцветает в доброй спокойной улыбке исполина.
— Тетушка, а у вас девочка или мальчик нашелся? — уже припадает к ребенку Люба и что-то гукает ему.
— Мальчик… — и так хорошо сказала, наклоняясь к нему: — Растет себе дитя!
— Едем же к нам! — приглашаю и гостей, и дядьку Себастьяна, и Любу. — У нас и рыба свежая есть!
— Если свежая, то наверное, придется поехать, — весело жмурится дядька Себастьян и вожжами разбивает на коне изморозь.
И снова запели санки, и спросонок вздохнул, запел лед на ставке, и загукало возле груди матери дитя. А над нами мерцают и не падают звезды, а впереди нас выхватываются и выхватываются тихие огоньки, а возле них отзываются голоса щедрующих:
И хорошо, и удивительно, и радостно становится мне, малому, в этом мире, где есть звезды, и добрые люди, и тихие огоньки, и щедрые вечера…
