собственной беспомощности тоже начинает реветь. Рассказывать обо всем папе Чонгуку категорически запрещают, но за это Юне приходится объяснить, кто эта женщина, и почему она так сильно их ненавидит.
Рассказ укладывается в несколько минут, но этого времени Чонгуку хватает, чтобы все не заданные вопросы получили свои ответы.
Юна начинает с того, что они с Хёджоном когда-то работали вместе в одной компании, и в какой-то момент их совещания перестали быть просто рабочим обсуждением, деловые встречи переросли в долгие дружеские ужины, а потом и в уединенные долгие ночи. Даже совсем молодая тогда девушка прекрасно осознавала, что отношения с собственным начальником не принесут ничего хорошего, но стоило узнать о беременности, все изменилось. Хёджон не поспешил бросить ее, оплатив чек на аборт, но и не торопился расставаться со своей законной семьей, где уже подрастал его первый сын. У-старший так радовался малышу, что заставил Юну сменить квартиру и лично выбрал не родившемуся еще Чонгуку детскую комнату. Юна не хотела, чтобы он бросал жену, но и никогда в жизни не согласилась бы отказаться от своего ребенка. Поэтому она долго упиралась и не хотела ничего менять, но когда родился Чонгук, на нее навалилось столько хлопот, что заботливый и обеспечивающий их всем, чем нужно и нет, Хёджон оказался действительно внимательным мужчиной и главное — невероятно любящим отцом. Девушка тогда впервые поняла, насколько сильно она влюбилась, и даже их любовь на самом деле оказалась вовсе не служебным романом, а настоящим искренним чувством, которое не жаль было столько ждать, несмотря на то, что Хёджону понадобилось десять лет, чтобы из интрижки на стороне, они превратились в настоящую семью.
***
Через пару месяцев после того, как Чонгуку исполняется пятнадцать, в их доме раздается телефонный звонок. Он спокойно учит уроки и не хочет брать трубку, потому что пару раз до этого он натыкается на запомнившийся из детства голос той женщины — первой жены отца. Сумин все также его законная супруга, и видимо из-за этого ей хочется думать, что у нее все еще осталась привилегия иметь на его отца хоть сколько-нибудь больше прав, чем есть у Чонгука с Юной.
Чон уже не маленький, мир не кажется ему таким же простым, как и раньше. Он прекрасно понимает, что у папы всегда было две семьи, и Чонгук даже привыкает к мысли, что они до сих пор остаются его второй семьей. Но с какой бы стороны Чонгук не рассматривал эту мысль, он слишком сильно любит своего отца, чтобы осуждать его поступки, даже если Хёджон больше не выглядит в его глазах идеальным героем из детства, которые всегда поступают исключительно правильно.
Телефон по-прежнему разрывается противной трелью где-то на первом этаже, Чонгук отрывается от учебника, раздраженно вздыхает и плетется вниз, сталкиваясь в дверях с вышедшей с кухни мамой. Он успевает первым дотронуться до висящей на стене трубки, и спустя пару минут обессиленно выпускает ее из рук, дрожащими пальцами затыкая себе рот, чтобы позорно не завыть на высоких нотах в зарождающейся истерике. Он не верит своим ушам, потому что его папа никак не может умереть в столкнувшихся друг с другом автомобилях, и это совершенно точно какая-то дурацкая ошибка. Жаль только, что схватившая трубку мама бледнеет на раз, стоит вслушаться в голос доктора на том конце провода одновременно с раздавшимся стуком в дверь. Чонгуку вдруг хочется верить, что это папа, но за дверью оказывается всего лишь рядовой полицейский. Он говорит что-то о деталях, приносит свои соболезнования и просит прийти в участок завтра утром, но Чонгук не слышит ни единого слова, пол под ногами плывет, расползается уродливыми трещинами и Чон не может сдержать судорожного полузадушенного всхлипа. Он никогда не считал себя трусом, но сейчас он готов бежать, бежать подальше отсюда, или хотя бы спрятаться, наконец, от раздавливающей в порошок реальности, закрыться где-нибудь в шкафу или под кроватью, — где угодно — и рыдать, захлебываясь воздухом, потому что дышать становится трудно, а картинку перед глазами все-таки разъедает, обжигающей кислотой рассекая кожу щек влажными дорожками.
Чонгук хочет, чтобы все это прекратилось.
Но оказывается тогда, все только начинается. Через несколько дней в доме появляются адвокаты Сумин, вежливо объясняют плачущей без конца Юне, что им с Чонгуком лучше побыстрее уехать отсюда самим и по-хорошему, иначе стоит ждать не слишком уж дружелюбных «вышибал» уже на следующей неделе. На похоронах с четой У они даже не пересекаются, а днем порог переступает сама Сумин и несколько одетых в форму коллекторов мужчин. Чонгуку приходится раскидывать по сумкам первые попавшиеся под руку вещи, и уходить из дома, ни разу не обернувшись.
Юна привозит его в свою старую двухкомнатную квартиру, но так и не выдыхает слипшееся с горем напряжение. Она переводит Чонгука из элитной школы в обычную, устраивается администратором в мебельный магазин и старается хоть как-то склеить свою жизнь заново. Выходит хреново.
Чонгук знает, что мама каждый день после смены ездит на кладбище и долго плачет, сидя у могилы. Он ждет ее дома, готовит ей ужин, который все равно остывает к ее приходу, и утром старательно делает вид, что не слышит по ночам доносящихся из соседней комнаты рыданий. И все бы ничего, но это больно. Чонгук каждый раз сжимает зубы до противного скрежета, поворачивается спиной к стене и закутывается плотнее в одеяло, накидывая на голову подушку, лишь бы заглушить любые посторонние звуки. Потому что его изо дня в день полосует этой концентрированной ядовитой болью маминого горя, словно бы она хоронит себя вместе с Хёджоном, и от этого не уйти. Не найти выхода.
Чонгук понимает, что к каждому призрачному «завтра» никогда нельзя быть готовым наверняка. Чонгук думал, что спустя полгода, он все-таки поймет, что нужно делать. Найдет способ, подберет решение. Но реальность на поверку становится монолитной титановой стеной, намного более жесткой, чем он старался о ней думать. Чона разносит в ошметки о твердую поверхность при любой попытке помочь. Потому что Чонгук вдруг оказывается совершенно не готовым к такому. Перед глазами стоит, кажется, всё та же знакомая фигура, но она совсем другая. Юну будто стирают дешевым ластиком.
