зайца, что удалось поймать сегодня днем. Из него и из тех кореньев и грибов, что хранились в хижине, он приготовит ужин. А остатки мяса зажарит, и возьмет с собой завтра. Добывать пропитание становилось все тяжелее. Ни времени, ни короткого светового дня не хватало, чтобы выследить добычу. С зайцем им повезло, кто-то почти поймал его до них. Тот ковылял на перебитой лапе и все равно уже был не жилец.
Асмунд вернулся, когда Лея уже полностью оделась и заплетала косу. Ему нравилось смотреть, как она расчесывает свои волосы, и в такие моменты хотелось подойти к ней, зарыться в соломенные пряди пальцами, прижаться губами к ее макушке… Снова это наваждение, которое изводит его вот уже столько дней. Скорее бы все закончилось!
На приготовление ужина не ушло много времени. Асмунд нередко готовил себе сам, когда находился в походных условиях. В лагере, конечно, это делали женщины, но там он бывал не так часто.
— А теперь ты мне расскажешь?.. — спросила Лея, присев за стол и получив свою порцию похлебки.
— Не раньше, чем опустеет миска, — пробормотал Асмунд, принимаясь за свою порцию.
— Нет аппетита, — скривилась Лея и попыталась отодвинуть от себя миску.
Но сделать этого ей Асмунд не позволил. Он сжал ее руку и жестко проговорил:
— Ты не ела целый день. А сейчас сделаешь это через не хочу. Поняла? Иначе, силы тебя оставят…
— А для чего мне они? — подняла она на него невидящий взгляд. — Оставь меня тут. Зачем ты вообще со мной возишься?
— Потому что виноват перед тобой…
Вот и настало время рассказать ей правду о себе. Асмунд понимал, что это окончательно оттолкнет от него Лею, но она должна знать все.
— Я не друг тебе, как ты могла подумать, — начал он. — Я — твой самый злейший враг.
Все время, пока он говорил, Лея сидела молча. Асмунд пытался уловить хоть проблеск эмоций на ее лице, но тщетно. Ее равнодушие пугало сильнее обычного.
— И теперь ты хочешь вернуть меня в семью, что замучила твою мать? — ровный голос Леи заставил вздрогнуть Асмунда.
Он решил не скрывать от нее и то, кем сам является. Даже если в ней теплится аристократический снобизм, и она начнет презирать его за низшее положение в обществе, плевать. Говорить правду на половину он не хотел.
— Твое место рядом с мужем. Я ошибался, когда думал иначе.
— И ты больше не хочешь отомстить за мать?
Хочет ли он? Асмунд задумался. Именно жажда мести довела его до такого состояния, когда жизнь потеряла смысл. Теперь ему уже казалось, что он и раньше не жил вовсе, а лишь подпитывал свою ненависть. Не лучше ли посвятить себя той же борьбе с рабством, но не посредством мести. Правда, сейчас ему следует подумать о собственной шкуре, потому что вряд ли семейство Кнуда оставит его в покое.
— Это неважно, — тряхнул головой Асмунд.
— Ты должен им отомстить, — в упор посмотрела на него Лея. Ему даже показалось, что в этот момент она, действительно, видит его.
Асмунд пытался осмыслить то, что она сказала, и определить, какие чувства движут ею. Явно не сострадание. Где-то в глубине души он понимал, что история его матери и всей его жизни, не затронула в ней никакие струны. Тогда, чего она добивается? Зачем ей нужно, чтобы он продолжал вынашивать план мести?
— Тебе это зачем? — прямо спросил он.
— Они издевались над тобой, твоей матерью… Она умерла в застенках темницы. Ты даже не знаешь, что с ней там творили. Возможно, ее насиловали и избивали…
— Замолчи! — закричал Асмунд и шарахнул кулаком по столу.
Миски с похлебкой подлетели в воздух и почти вся она расплескалась по деревянной поверхности. Но Асмунд этого не замечал. Он смотрел на лицо Леи, не видя на нем даже толики сострадания, и чувствовал, как внутри него разливается злость, подобно расплавленному металлу. Она медленно заполняла душу, тягуче заползала в каждый ее уголок, закипала в нем, готовая выплеснуться наружу. Он так плотно сжал челюсти, что рисковал сломать зубы. Лея сейчас казалась ему самым отвратительным существом на свете. И кулаки, что готовы ринуться в бой, только потому оставались в неподвижности, что краем сознания Асмунд пока еще осознавал, что перед ним всего лишь слабая девушка.
— Ты даже не знаешь, как долго мучилась твоя мать, — ни один мускул не дрогнул на лице Леи, когда произносила эти страшные для Асмунда слова.
Выдержка дала сбой, контроль покинул его. Асмунд вскочил, схватил ее за ворот платья и рванул из-за стола. Он приблизил ее к себе, продолжая сжимать ворот ее платья, возможно делая больно, но не отдавая в том себе отчета, и прошипел ей в лицо:
— Скажешь еще хоть слово, и я прихлопну тебя, как назойливую муху.
Как зачарованный он наблюдал, как на лице Леи появляется довольная улыбка. Это даже нельзя было назвать удовольствием, а скорее, удовлетворением. Из ослабленного тяготами и невзгодами существа, она превращалась в сильную хищницу.
— Убьешь меня? — усмехнулась ему в лицо Лея. — А сможешь? — рассмеялась она, и смех ее показался ему зловещим хохотом.
