Он прикидывается или действительно не понимает?
— Какой лист записи?! Мы же завтра уезжаем.
Из угла, где копошилась баба Маша, до них донесся горестный вздох.
— Черт! Совсем об этом забыл, — Макс почесал затылок и растеряно посмотрел на Веру. — Я такую воспитательную работу провел, долго объяснял им, что целительницы — тоже люди и им, как и всем, нужен отдых… Что же теперь делать?
Баба Маша снова громко вздохнула. Сговорились они что ли? Хотят свести ее с ума? Один народ записывает на неделю вперед, другая картинно вздыхает. А ей-то что прикажете делать? Оставаться главной злодейкой? Ну уж нет…
— Ты кашу заварил, тебе и расхлебывать, — буркнула Вера и вернулась к прерванному занятию. Они все равно завтра уедут, даже если случится вселенский потоп.
Макс какое-то время молча топтался возле двери, а потом робко спросил:
— А сегодня ты тоже никого не примешь?
— Приму! — огрызнулась она и сама чуть не рассмеялась, до такой степени напомнила себе злую собаку. — Вот только уберусь сначала и пообедаю. Тоже мне благодетель нашелся.
Вскоре пришел Михаил с еще двумя мужиками. Вот так всегда — одни рушат, а другим восстанавливай. В том, что Михаил не принимал участия в погроме, Вера не сомневалась. А позвали его, скорее всего, как самого работящего. Хотя, он и сам мог вызваться, потому что Вера до сих пор испытывала на себе всю степень его благодарности, чуть ли не каждый день он забегал к ней с какими-нибудь гостинцами.
За полчаса соорудили новую дверь, врезали в нее замок и повесили на петли. А еще говорят «ломать, не строить». В этой деревне явно все наоборот. Какие-то они тут все неправильные.
В два часа, плотно пообедав, Вера начала прием, согласно листу записи, который так не вовремя подсуропил Макс. Согласно ему, последнего пациента она должна принять в семь часов, а всего их было десять. Значит, по полчаса на каждого. Эх, если бы с самого начала они все так организовали… Возможно, два месяца, что провела тут, пролетели бы быстрее и в более дружественной обстановке.
Напоследок Вере хотелось сделать все, как положено, отнестись к человеческим проблемам с пониманием, оказать максимальную помощь. Она очень надеялась, что хоть кто-то тут вспомнит ее добрым словом. Но что-то ей подсказывало, что отъезд ее сочтут бегством и еще долго будут перемалывать косточки. Людям сколько не делай добра, плохое они запоминают лучше и помнят дольше.
Макс после обеда опять куда-то испарился. Ровно на один день хватило бедняги, с иронией думала Вера, вспоминая вчерашний день. Ну да ладно. Наверное, у него тоже остались дела, которые нужно завершить до отъезда.
Глава 18
В половине шестого Вера уже освободилась. Не потребовалось ей по полчаса на каждого — управилась быстрее. Макс еще к тому времени не вернулся. Везет ему — нашел круг общения тут. Она же за почти два месяца толком и из дома не выходила. Только разве что к Самоделкину иногда, да к бабе Маше забегала на обратном пути на пироги. А все остальное время какая-то суета и вечная утомленность.
Разбирая бумаги на столе, Вера поняла, что даже не устала за часы приема. Надо же! А раньше она с ног валилась в это время. Неужели предстоящий отъезд настолько придал ей сил?
Все ценные записи, необходимые для книги по целительству, она положила на дно чемодана. Тут они уже вряд ли ей пригодятся, а вот дома ей еще предстоит с ними поработать. Причем времени до отправки рукописи в издательство остается неделя. Успеть бы все сделать.
В дверь тихонько постучали.
— Входите! — крикнула Вера, продолжая складывать вещи в чемодан.
Дверь тихонько скрипнула, и показалась голова Вани, а потом и сам он переступил порог, стягивая шапку и комкая ее в руках.
— Привет, Ванюш, я уже освободилась. Проходи, сейчас чай пить будем.
Вера закрыла чемодан и повернулась к мальчику. Он все еще продолжал топтаться возле порога.
— Ты чего застыл-то? — вынужденно рассмеялась Вера, стараясь не обращать внимания на мученическое выражение его лица и взгляд, прикованный к чемодану.
— Уезжаешь все-таки? — так и не двинувшись с места, спросил он.
— Уезжаю, Ванюш. Так будет лучше…
— Для кого?! — выкрикнул он, и глаза его моментально наполнились слезами. — Ты такая же, как все! Предательница!
— Вань, постой!..
