Когда Ойстер закончил рассказ, Дойл подавил страстное желание перерезать ему глотку, чтобы никогда больше не видеть. К сожалению, пока он нужен был живым -- чтобы в столице захватить остальных сиятельных мерзавцев, вообразивших, что без короля им будет жить значительно вольготней.
До конца охоты оставался еще день, поэтому Ойстера тени заперли в одной из карет и установили дежурство. Сам он вряд ли бы попытался сбежать -- слишком был напуган самой мыслью о том, что его жирной туше может быть причинена боль. Но сообщники, если бы узнали о его откровениях, могли бы попытаться вытащить его -- или же убить.
Когда его увели, а Джил, все время прятавшийся где-то в складках шатра, споро принялся оттирать наглядные (и дурнопахнущие) свидетельства ужаса милорда, Дойл вздохнул с определенным облегчением. Во всяком случае, остальных допрашивать можно будет в Красной камере, силами профессионалов пыточного дела.
Бросив мальчишке:
-- И принеси потом поесть, -- Дойл вышел из шатра, дошел до одной из бочек с водой и тщательно вымыл руки и испачканный в крови кинжал, после чего направился к Эйриху.
В этот раз не было ни сомнений, ни яростных выкриков о том, что он сам может о себе позаботиться. Услышав все подробности, сильный, мощный король слабо опустился на стул и снял с головы тяжелую корону.
-- Ближайшие советники...
-- Именно они обычно и предают первыми, -- отозвался Дойл. -- Ты -- хороший король. Даже отличный. Но для них лучший король -- это тот, которого нет. И в этом плане сейчас очень удобное время.
-- Из-за ребенка, -- кивнул Эйрих. -- Нет ничего проще: убить меня, провозгласить еще не рожденного младенца наследником престола, а самим составить регентский совет.
Сказав это, король нахмурился, поднял голову и спросил:
-- Но они не могли не понимать, что ты этого не допустишь. Никогда.
-- Меня уже пытались убить, помнишь? -- Дойл пододвинул себе табурет и тоже сел. -- Я все думал, зачем ведьмам меня устранять, да еще и так топорно. Но если это не ведьмы, а Королевский совет -- то все сходится. Покушение на меня сорвалось. И они... Я полагаю, они решили, что убить меня позже будет проще. Я сосредоточусь на охране королевы -- и стану отличной мишенью.
Какое-то время Эйрих молча смотрел перед собой, потом грохнул кулаком по своему стулу, подскочил и пнул его.
-- Проклятье! Что еще им нужно? В стране мир, мы предотвратили голод, отлично идет торговля. Что им не так?
Дойл ничего не ответил и сделал вид, что не замечает буйств брата. Ему нужно было выплеснуть гнев. В детстве наследник престола, когда его что-то злило, заходился ревом. Повзрослев, он стал кричать и крушить мебель. Но Дойл подозревал, что это почти одно и то же. И реагировать нужно так же -- то есть никак.
Эйрих успокоился через пару минут. Поднял покореженный стул, снова уселся и нахлобучил корону. Криво.
-- Я не могу повесить весь Королевский совет, Дойл.
Дойл согласно кивнул:
-- Разумеется, не можешь. Хотя бы потому что Ойстера и еще парочку нужно не вешать, а четвертовать на площади.
На самом деле, он понимал, о чем говорил брат. Королевский совет составлял опору власти, ему верила чернь, на него возлагали надежды мелкие лордики. Вздернуть его всем составом -- значит показать, насколько непрочна была власть короля, раз он доверял изменникам. Но оставлять их в живых тоже было нельзя.
-- Я допрошу каждого, -- сказал Дойл после некоторых раздумий. -- И, возможно, трое или четверо сумеют убедить меня в том, что заблуждались. Что им угрожали. Напугали. И что они любят короля больше жизни. Их мы отпустим, ты торжественно объявишь о прощении.
-- Но..? -- Эйрих отлично слышал это "но" в его голосе.
-- Разумеется, в течение ближайших двух лет с ними со всеми произойдут большие несчастья. Мир жесток. Люди умирают. Кто-то заболевает. Кто-то неудачно падает с лошади. Одного подло подстерегают грабители. Другого настигает удар меча ревнивого мужа, вступающегося за свою жену.
-- А тем временем мы сможем собрать новый совет, -- продолжил за него Эйрих. -- Мне не нравится. Но я все равно не вижу другого выхода. Только...
-- Да?
-- Отложи аресты до возвращения в столицу. Большая охота священна.
-- Я бы не обратил на это никакого внимания... -- заметил Дойл, -- если бы у меня было достаточно людей для перевозки двенадцати арестованных.