С объемом заметки связано мое последнее предпочтение: от объема вашего материала зависит, насколько глубокий контекст и детали вы сможете в нем дать. В коротких статьях о стволовых клетках и проблеме клонирования приходится использовать что-то вроде политической скорописи, чтобы передать разницу в позициях сторон: скажем, частое преувеличение потенциальных выгод или пламенные описания вреда, которые так любят пролайферы. Эти заготовленные, «консервированные» характеристики часто выглядят карикатурными. В более крупном журнальном формате я мог рассказать о ранней истории спора об исследованиях на эмбрионах в США, преподнося информацию в лучшем историческом контексте. В книге у меня было еще больше свободы для подробных описаний битв пролайферов и ученых, заинтересованных в исследованиях на человеческих эмбрионах, в 1970-х гг. и того, как это напрямую связано со спорами о стволовых клетках и клонировании. Весь этот исторический контекст предвосхищает нынешние проблемы. Благодаря ему можно увидеть, что то, что мы, судя по газетам, считаем научными спорами сегодняшнего дня, на самом деле совсем не ново.
Часть пятая
ОСВЕЩЕНИЕ ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК
В прекрасном эссе о текстах о природе — а такие тексты по определению должны быть прекрасными — Маккей Дженкинс в главе 33 так пишет о своем стиле: «Это воображение, перспектива или „взгляд на вещи“… Хитрость в том, чтобы изучить пространство между тем, что мы видим, и тем, что можем себе представить».
Если это звучит слегка напыщенно, что ж, именно так относятся к своей работе многие профильные журналисты. Похвалив в предисловии к четвертой главе журналиста-универсала, здесь я хочу признать значение научных журналистов, которые работают с конкретными областями мира науки и расширяют наши представления об этих областях.
Всякий, кто когда-нибудь работал научным корреспондентом в газете, знает: наука — самая широкая из всех профильных специализаций. Репортеры административных новостей пишут о делах мэрии, журналисты, специализирующиеся на образовании, — о школах и школьных советах, а вот научный репортер сегодня может писать об астероидах, завтра — о разработке вакцины от ВИЧ, послезавтра — о сонарах. Это вселенная без границ.
Другими словами, специализация на научной журналистике как таковой редко бывает скучной и узкой. Научные журналисты-универсалы по праву гордятся своей работой по причинам, которые я привела во введении к четвертой главе, а еще потому, что, чтобы угнаться за постоянно меняющимся ландшафтом науки, нужны настоящий талант и мастерство. В пятой части книги этому есть отличный пример, когда Гленнда Чуи из
Но журналистская специализация примечательна другими своими аспектами. Профильные журналисты тоньше знают конкретную тематику и обладают базой первоклассных источников, которые знают и уважают их работу. Они учатся быстро отличать инновационные исследования от старых отработанных идей. Часто им дают больше места, чтобы рассказать об ученом, тенденции или просто интересном исследовании. В результате профильные журналисты получают важное для карьеры преимущество — национальную известность в своей теме.
Некоторые журналисты, в том числе и я, двигаются в этом направлении медленно. Мне понадобилось 10 лет работы научным корреспондентом широкого профиля, чтобы решить, что я хочу сузить свой фокус и что сюжеты, которые чаще всего меня привлекали, относились к наукам о поведении. Другие авторы начинали со специализации, как, например, Кен Чанг, открывающий пятую часть книги, — в магистратуре он занимался физикой и технологиями и теперь пишет на эти темы для
Кен предлагает проще смотреть на необходимость научного образования для хорошего научного журналиста: «Не нужно быть инженером-электриком. Не нужно знать, как рассчитывается электрический импеданс. (Я едва-едва умею переводить показатели из метрической системы в английскую.) Но, когда вы пишете об электрической сети, полезно знать, чем постоянный ток отличается от переменного».
По его словам, важно пройти где-то обучение или самостоятельно изучить «процессы, которые связаны с тем, что в конечном счете попадет в текст». В этом случае он имеет в виду конкретные процессы выработки и распределения электроэнергии.
Таким образом, мы очень удачно подходим к другому моему замечанию относительно специализации и рабочего процесса — с совсем другой стороны.
Разумеется, наука сама по себе — это процесс, незавершенный труд, долгая последовательность экспериментов по какой-то конкретной проблеме, чтобы получить положительные, отрицательные или нулевые результаты, которые дают ответ на конкретный вопрос или преследуют высокую цель проверки какой-либо теории.
