движение к лучшему освещению рисков, которое вышло бы за пределы отдельных случаев и легких сенсаций к более последовательному, сбалансированному подходу, в котором очередная угроза подается в более широком контексте.
Наша задача — писать истории в технике светотени, используя более тонкие оттенки серого, а не только черный и белый. Слишком часто, как однажды сказал мой покойный коллега по
Гормонозаместительная терапия — классический пример такой «йо-йо»-журналистики. В 1960-е и 1970-е гг. СМИ помогли раскрутить гормоны как волшебные таблетки для женщин, обещая вечную молодость и средство от приливов. Однако потом, когда стала появляться информация о возможной связи гормонов с раком груди и матки, возникли опасения. Затем, когда оказалось, что с помощью еще одного гормона риск рака матки можно снизить до обычного уровня, отношение к гормонозаместительной терапии снова стало положительным, и акцент перешел на возможности защиты от потери костной массы и болезней сердца. Продажи эстрогена резко возросли: в 2001 г. продажи препарата «Премарин» в США превысили $1 миллиард. Но уже в 2002 г. маятник качнулся в другую сторону, и заголовки о гормонозаместительной терапии снова стали нести негатив. После того пришлось досрочно прекратить крупное федеральное исследование Women's Health Initiative из-за информации о долгосрочных рисках гормонозаместительной терапии, в том числе болезней сердца, рака груди и инсульта, которые перевешивали любые возможные плюсы от нее, продажи препаратов упали.
С каждым движением маятника пресса писала о последних исследованиях эстрогена как о решающем слове в споре. А на женщин обрушилась лавина сенсаций, касающихся как рисков, так и выгод терапии.
Когда мы пишем о медицинских рисках, нужно работать лучше. Нужно больше писать о самокорректирующемся, эволюционном процессе научного исследования, приводя наших читателей и слушателей в лабораторию или центр клинических испытаний. В то же время пишущие о рисках должны разобраться, требует ли разумная политика в сфере здравоохранения действий со стороны правительства, бизнеса или людей еще до того, как наука даст свои ответы.
К несчастью, и источники информации, общественные или частные, и ее распространители (СМИ) часто не готовы снабдить сообщение о риске контекстом. Круглосуточные новости заставляют нас высоко ценить время, ограниченное пространство для публикации — место, а конкуренция — споры и конфликты, а не более сбалансированную информацию о рисках. Горькие истории о людях, которые утверждают, что от чего-то пострадали, но не могут подкрепить это научными исследованиями, еще сложнее. Лицо одного больного ребенка часто перечеркивает все цифры на свете.
Мы все, разумеется, тоже в этом замешаны. Я впервые задумалась об этой проблеме в конце 1970-х гг., когда журналисты, и я в том числе, постоянно писали о последних результатах испытаний потенциальных канцерогенов на животных, но часто не объясняли толком, как это связано со здоровьем человека. Когда канадское исследование 1977 г. выявило рак мочевого пузыря у крыс, которых кормили сахарином, Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов предложило запретить этот искусственный подсластитель. И тут критики принялись острить, что человеку пришлось бы пить по 800 бутылок газировки в день, чтобы заработать рак. Карикатура
Со временем общество становилось более скептичным и критически настроенным по отношению к материалам прессы. И это правильно. Многие из нас стали менять подход к освещению сложных сюжетов о риске, задавать более жесткие вопросы и требовать более ясных ответов, что известно о том или ином риске и как можно действовать в условиях недостаточной информации.
Когда мы пишем о научных исследованиях и статистике, важно понимать, насколько качественное перед вами исследование, какая репутация у тех, кто его проводил, и какова степень неопределенности (больше об этом в главе 3 об использовании статистики). Вот некоторые дополнительные вопросы, которые журналисты должны держать в уме, когда пишут о риске.
Какие показатели риска у вас есть?
Ищите информацию об относительном и абсолютном риске. Относительный риск нередко может вводить в заблуждение, если у вас нет представления об исходном риске. Слишком часто в научных исследованиях акцент делается именно на относительном риске. Например,
