возникновения тромбов настолько мал, что его удвоение почти не увеличивает опасность — примерно один случай на 10 000 пациентов.
Как новые риски соотносятся со старыми и уже известными?
Иногда полезно сравнение нового риска с уже знакомыми. Но старайтесь по возможности сравнивать похожие риски, предполагающие сопоставимые варианты действий. Ищите уместные сравнения с точки зрения заболеваемости и смертности относительно пола, возраста, географического положения и т. д. К примеру, если вы говорите о риске рака для женщин, может быть уместным отметить, что первоочередная причина женской смертности — все же сердечно-сосудистые заболевания. Но старайтесь давать информацию, а не оценки. Люди плохо реагируют, когда сотрудники компаний или чиновники пытаются занизить новый риск пренебрежительным комментарием, мол, «с большей вероятностью в вас ударит молния» или «вы получите большую дозу радиации, слетав в Калифорнию».
Является ли риск добровольным или недобровольным?
История о риске — это не только статистика. Объективно небольшой риск может показаться не таким уж и важным экспертам, но не обществу — особенно если это риск недобровольный. В целом общественность лучше реагирует на значимые добровольные риски или природные бедствия и хуже — на новые, неопределенные и рукотворные, которым подвергается из-за человеческого фактора, например радон или загрязнение окружающей среды. Помню, как меня поразила абсурдность ситуации: беременная женщина протестовала против загрязнения воздуха химическим заводом в Западной Виргинии, куря сигарету, которая очевидно подвергала ее и ее нерожденного ребенка куда большему риску. Самые большие из рисков — те, которым мы сами себя подвергаем: например, курение, еда, алкоголь и вождение автомобиля.
Каков уровень индивидуального и общественного риска?
В материалах о риске часто сравнивают то, что сравнивать нельзя, и бьют тревогу, не проводя четкого различия между индивидуальным и общественным риском. Для кого-то одного риск может быть относительно невелик, но он может стать проблемой для общества, если ему подвергается большое количество людей через зараженную пищу, воздух или воду. История 1989 г. с препаратом «Алар», или «Даминозидом», вероятным канцерогеном, который использовали при выращивании яблок, не делала разницы между двумя видами риска. Об этом говорили на всех углах, что посеяло панику среди родителей, которые бросились отнимать у детей яблоки и выливать в раковину яблочный сок, хотя индивидуальный риск для конкретного ребенка был крайне мал. СМИ упустили из виду неспособность государства принять меры против химиката, загрязнявшего популярный пищевой продукт и в долгосрочной перспективе создававшего недопустимый уровень риска для общества. И напротив, конкретный риск для здоровья может быть очень высок для небольшой группы, скажем, для тех, кто работает с асбестом, но представлять небольшую угрозу для всего общества.
Кто наиболее подвержен этому риску?
Нет нужды напоминать: чтобы человек был хоть сколько-нибудь подвержен риску, он должен попасть в его зону воздействия — на рабочем месте, в окружающей среде или благодаря каким-то своим поступкам, — и чем больше этого воздействия, тем выше риск. Но нередко заполошные заявления чиновников или активистов и заголовки в том же духе провоцируют общую истерику и тревогу, не достигая при этом тех, кому риск угрожает больше всего. При освещении проблемы ВИЧ и СПИДа часто подчеркивалось, что любой сексуально активный человек подвержен опасности заражения вирусом. Хотя теоретически это так, по-настоящему толковые материалы подчеркивали континуум риска, который выше всего для людей, практикующих незащищенный секс с партнерами из групп высокого риска, где ВИЧ уже распространен (например, с инъекционными наркоманами или геями, имеющими по несколько сексуальных партнеров, в определенных городах). Подчеркивая, какие именно социальные страты наиболее уязвимы (дети, пожилые люди или те, кто страдает какими-то заболеваниями), вы сможете донести информацию более прицельно.
