жар победил его. На следующий день после похорон Анна и Франсуа почувствовали такую пустоту внутри, такую боль и тоску, что, заковав в объятия друг друга, простояли почти два часа посреди двора, не обращая внимания на недоуменные взгляды соседей. С этого дня мир для них перестал существовать, события, потрясающие страну, разбивались о скалы тоски и горя, которые возникли сами собой, без какого либо участия извне. Франсуа и Анна продолжали вести хозяйство, беседовать с соседями, посещать ярмарки, но все это касалось их как-то поверхностно, не проникая дальше кожи, и потом, смешавшись с дорожной пылью, исчезало или смывалось теплой мыльной водой.
Франсуа упал на колени меж двух могил, трясясь и роняя слезы. «За что, Господи, за что?» – шипел он сквозь зубы. Чуть успокоившись, он положил левую руку на холмик Франсуа-младшего, а правую на могилку Пьера. «Простите меня, ребята, – гладил влажную от росы траву Франсуа, – простите за эти слезы и дайте сил мне и вашей матери пережить надвигающую зиму. Хорошо, что у вашей матери есть полушубок, который я выменял на ярмарке, помните, я рассказывал? Хороший полушубок, теплый».
Анна, проснувшись, выглянула в окно, муж стоял на коленях меж двух холмиков, а над ним поднималось медленное осеннее солнце. Анна улыбалась, на протяжении всей совместной жизни она чувствовала заботу и поддержку мужа, и именно его любовь еще удерживала ее, заставляя жить, отворачиваясь от манящего покоя смерти.
Выйдя к мужу, Анна столкнулась с ним на углу дома. Глаза Франсуа были сухими, но еще поблескивающими тоской.
– Доброе утро, милая, – улыбнулся муж.
– Доброе утро, Франсуа, – прошептала Анна и чмокнула мужа в губы, – сегодня годовщина нашей свадьбы, я, надеюсь, ты не забыл.
– Конечно, нет! Если ты не против, я поделюсь кой-какими соображениями на этот счет.
Анна кивнула с улыбкой.
– Я хочу сегодня отправиться за хворостом к дальнему лесу, за имение месье Симона, и заодно навещу своего двоюродного брата, – Франсуа выдержал паузу, – и, если мне повезет, устроим сегодня маленькую пирушку. Как ты на это смотришь?
– Положительно, но с одним условием, вернись не позднее полудня, ты же знаешь, как на меня действует тоска.
– Обещаю, дорогая. – Франсуа надел истрепанную черную шляпу и отправился на «охоту».
Анна, вернувшись в дом, принялась наводить порядок. Вымыв стол с особым старанием, она вдруг остановилась, задумалась на секунду и направилась к шкафу. Достав полушубок, Анна осмотрела его, бережно свернула и положила на кровать. Вскинув руки на груди, Анна начала молиться, глядя туда, в
Франсуа, как и обещал, вернулся до полудня с вязанкой хвороста за спиной и со шляпой в руках. В шляпе покоились шесть картофелин. Лицо мужа светилось от счастья.
– Дорогая, а вот и наш праздничный обед, – почти прокричал Франсуа, – и еще мой двоюродный брат предлагает собрать картофель на его огороде, он занемог и урожай до конца не собрал, там осталось немного, может быть, мешка четыре или пять, но зато с нас он не возьмет ни сантима!
– Хорошая новость, – улыбалась Анна, – давай-ка мне шляпу, я сейчас ее сварю вместе с содержимым, заодно вспомним, какого она была цвета в день покупки.
Отварив картофель, супруги сели за стол.
– Боже, а соль, – спохватилась Анна, выйдя из-за стола, она вернулась с солонкой, бутылкой вина и козьим сыром.
– Анна, откуда это? – удивился Франсуа, – неужели ты обменяла…
– Не волнуйся, не обменяла, а заложила. Я думаю, к зиме мы выкупим полушубок обратно, еще вся осень впереди. Сегодня праздник, так давай отметим его достойно…
На следующий день Франсуа достал тачку, приготовил мешки и вилы, Анна достала корзину. Позавтракав остатками козьего сыра, супруги отправились на сбор урожая. По дороге Анна вспоминала, как весело прошла их свадьба, как отец Франсуа, разгоряченный вином, смешно танцевал, изображая петуха. Франсуа тут же показал, как танцевал отец, рассмешив Анну…
К полудню набралось четыре мешка, которые Франсуа отвез домой.
Ближе к вечеру, уставшие, собравшие еще два мешка, Анна и Франсуа услышали колокол, призывающий к вечерней молитве. Анна тут же оставила корзину. Прижав руки к груди и опустив голову, она полностью отдалась молитве. Супруг не любил эти моменты, он наблюдал за Анной, каждый раз ловя себя на мысли, что в этот момент его любимой супруги сейчас не существовало рядом, она уносилась в свою далекую даль, лишь легкое подрагивание губ выдавало в ней присутствие жизни. Анна молилась неистово.
Франсуа же, воткнув вилы в землю, сняв шляпу и опустив голову, шептал всевозможные проклятия Господу, обвиняя его за потерю сыновей, за нищету, за пожар родительского дома, который навсегда изменил их жизнь.
Поглядывая на Анну, Франсуа расстраивался, удивляясь преданности Господу или…
Они никогда не обсуждали, что такое вера, каждый из них верил по-своему. Франсуа наблюдал за женой, ревностно теребя в руках шляпу, он еще не знал о том, что через несколько дней Анна наложит на себя руки, повесившись на перекладине в опустевшем коровнике. Франсуа найдет ее утром, на удивление, лицо Анны будет спокойным, как при молитве, лишь губы будут слегка подрагивать, отпуская последние лоскутики жизни. Франсуа похоронит
