считают секунды до дерзкой атаки полки.Эту землю когда-то топтали незваные гостии считали, что им нипочем всемогущий Сварог.Но сбежали как псы, захлебнувшись немереной злостью,не испробовав пыли исконных славянских дорог.Вдруг представлю себе: поднимает волна деревяшкуот обугленной мачты затопленной шведской ладьи,и как будто вминаю в песок иноземную пряжкуиз камзола варяга, что дни здесь закончил свои.Всколыхнется, как призрак, вдали мудрый старец Пелгусий,и у плавней рогозных присвистнет ижорский дозор,в позолотной воде охраняющий зори над Русьюот жестоких мечей, что несли лишь позор и разор.Но внезапно прервет размышленья звонарь с колокольни:вновь хлестнет Благовест, разогнав над Невою ворон.Где-то в недрах груди время древней стрелою уколет,и опять заскользит по страничкам блокнота перо.Игорь Васильев
Станица Марьянская, Краснодарский край
По образованию – инженер-электрик, по призванию – путешественник.
Стихи публикуются впервые.
Из интервью с автором:
Родился, учился, работал, жил и живу на Кубани. Сейчас – в небольшой станице Марьянской. Здесь нас девять человек, очень любящих стихи, собираемся почти каждый воскресный вечер… Сам стихи начал писать поздно (было уже за тридцать…) – влюбился в жену и в горы. Пороги горных рек, облака под ногами, паруса на горизонте… ради этого стоит жить.
© Васильев И., 2017
Как человек, раскинув руки,лежит и серебрится пруд.И сквозь года, через разлукитропинки памяти ведутна берег, в тень плакучей ивы,где отдыхали старики…И где еще пока что живы,в замшелых камнях родники.Там детство кружится листвою,там юность дерзкая летит,там я добрее был, не скрою,но вот уже почти забыттех вечеров веселый хохоти стук футбольного мяча,и первых поцелуев шепот…И все ж горит, горит свеча.И оплывает теплым воскомна доски старого стола.Она свой тихий свет неброскийпочти до капли отдала.Смотрю сквозь блики на прудуна птиц, на дальний берег детства,и видит Бог – я не найдупрекраснее от смерти средства.Снег, как мог, подмел крыльцо,пахло дымом старой печки,свет дрожащий желтой свечкиосвещал ее лицо.Было тихо и тепло,не хотелось шевелиться,лишь ночной уставшей птицейбился, бился снег в стекло.
Холода идут, холода…Небо хмурится снежной мглой.На деревья и проводаналипает иней седой.Без печалей и без тревогпо брусчатке ломкого льда,по дорогам и без дорогхолода идут, холода.Вот уж в окна стучится бедаи уносит тепло твоих рук, —холода, пришли холоданеприкаянностью разлук.Горбатый старенький поселоклежит и нежится в пыли.Луна качается меж елок,на елках дремлют воробьи.А утром по поселку чинноидет на службу почтальон,пыхтит, не торопясь, машина —везет начальника в район.Под вечер тихие старухис мольбой к часовенке идут.Идет калека однорукий,коровы с пастбища бредут…Но в дождь, скользя в грязи, по лужам,не многих встречу на пути.Не потому, что стал не нужен,а потому, что не пройти.Мне цапли нравится полет —неспешный и совсем не гордый.Со мною пес, задравши морду,в кустах лежит и тоже ждет.А цапля черной запятойторчит одна на глади плеса,то вдруг кавычкой, то вопросомпоявится в траве густой.А я все жду – когда, когдасвист крыльев серых и огромныхи тихий шепот листьев сонныхсоединит в себе вода.Но, видно, на свою беду,в мечтах и снах, как в муках вечных,я с ней то в небе бесконечном,то в тине теплой… счастья жду.Как одиноки осенью деревья.
