вернулись с Востока. — Казалось, что она вдруг обозлилась. — Да какого черта! Самое меньшее, что вы можете сделать — это потратить пару сотен фунтов на моего отца. Разве это не святая обязанность богачей помогать бедным гениям, а?
Американский бизнесмен развалился на стуле, ухмыляясь.
— Вот-вот, — сказал он, — выдай им.
Другой из их компании заржал. Имогена запальчиво огрызнулась:
— Держи свой грязный нос подальше. Никто не спрашивал твоего мнения.
— Я думаю, — вмешался Эверетт, — этого хватит. Я думаю, ты сказала достаточно, Имогена. Мистер Денхэм — мой гость. Ты смутила и его, и меня.
— Я не дитя, — заупрямилась Имогена, — что хочу, то и говорю.
Потом она надулась.
— Ну ладно, извините.
Она взглянула на американца, засмеялась с неземной кротостью и сказала:
— Извини, Техас. — И потом обратилась не то ко мне, не то к отцу: — Выпьем еще.
— Могу ли я вставить слово? — спросил я. — Как насчет временного членства?
— Он же может, правда, Фрэд? — спросил Эверетт Мэннинга, который тревожно реял над нами.
Мэннинг кивнул, и пообещал:
— Я принесу анкету.
Я отправился к бару и обратился к аппетитной пышке нордической красоты, которую я был уже удостоен называть по-простому — Элис.
— И один себе, — сказал я, созерцая ее в мирке из сверкающего стекла и гортанных мужских шуток, и помня, что она дочь трактирщика.
Я вообразил ее прошлое: хорошенькая девчушка расцветает в кругу пьяниц, ее приводят в бар, чтобы все восхищались ее новым платьицем, доброкачественная еда из хозяйской кухни в малой гостиной, крепкая молодая женщина, дышащая крепчайшим виски, потом всегда окруженная восхищенными мужчинами, которые после двух пинт быстро теряют застенчивость, всегда блюдущая себя, всегда напоказ, всегда сама по себе. Она взяла себе скотч, улыбнулась мне и сказала:
— Будем здоровы!
Я отнес выпивку к столу и услышал, как американец сказал:
— Я не занимаюсь нефтью, эпоксидная смола — это другой продукт.
— Что крадут? — спросила Имогена.
— Да не крадут. А продукт. Эпоксидные смолы могут склеивать. Например, возьмем ветровое стекло самолета. Вы же не станете там использовать заклепки?
— Почему бы и нет? — ответила Имогена.
— Нет, нельзя из-за турбулентности вокруг заклепок, неужели непонятно?
— Нет, — сказала Имогена. Но, — обернулась она к отцу, — я вас, мальчики, оставлю вдвоем. Пересяду к Техасу — пусть он расскажет мне все про
Она подхватила выпивку и направилась к барной стойке.
Деляга, стоявший рядом с американцем, склонился в глубоком пьяном поклоне, словно парикмахер, предлагающий сесть в кресло. Вест-индский гитарист прикончил бокал портера и затянул унылое калипсо о Карибской политике. Не переношу народное искусство в больших количествах. Я упомянул об этом Эверетту, и он сказал:
— Мне в самом деле ужасно неудобно за все это, да и вам наверно тоже.
— Не обращайте внимания, — успокоил его я. — Мне приятнее говорить об этом, чем о моих чувствах вернувшегося скитальца. Кроме того, я отсутствовал-то всего два года.
— Да, — согласился Эверетт, расслабляясь, но все еще сидя на стуле, будто кол проглотив, — я не думаю, что все так быстро меняется, не так ли?
— Да уж, — ответил я. — Грешные продолжают зарабатывать деньги, а праведные продолжают в них нуждаться. Только число грешников умножилось. Как бы то ни было, сколько вам нужно?
— Не могу сказать, что это выгодное вложение, — ответил он. — Вы ничего не получите от этого, если не считать, скажем, духовной удовлетворенности. Три сотни фунтов вполне достаточно.
— Вы хотите сказать, что я выброшу три сотни фунтов на ветер?
— О, — сказал Эверетт, — мы ведь должны заботиться о ценностях, разве не так? И независимо от того, дурна моя поэзия или хороша, остается проблема принципов, правда же? В наши дни, когда даже сын мусорщика учится в университете, наверняка греховно и неправильно замалчивать
