бои, но разведчики уже нашли обходной путь мимо города.
В 4 утра 26 июля колонна 25-й бригады начала движение в сторону Дебальцево, благополучно обошла город и… увязла в бою с попавшимся на пути отрядом ополчения. Однако превосходство в силах было на украинской стороне — бригада пробила коридор своему 1-му батальону, который обошёл место боя и выдвинулся на Каменку. Однако русские бойцы успели взорвать мосты, в результате чего украинская колонна съехала с дороги и продолжила движение к Каменке по полям.
Колонна состояла из двух приданных танков 17-й танковой бригады, двух рот десантников на 16 БМД-2, зенитно-артиллерийского взвода на грузовиках с ЗУ-23 (три машины), трёх САУ «Нона» и двух 1В119 «Реостат», «Уралов» с личным составом и машин тыла. Общая численность группировки была порядка 240 человек.
Этими силами удалось занять Каменку и благополучно переночевать в селе. Утром 27 июля батальон выдвинулся дальше и, практически не встречая сопротивления, ворвался в Шахтёрск. Десантники укрепились на юго-восточной окраине города, получив команду готовиться к обороне.
Позади 25-й бригады в это время двигалась батальонно-тактическая группа 95-й бригады. Она прошла рядом с позициями днепропетровских десантников и ушла дальше в свой знаменитый рейд в тыл Саур-Могилы, с задачей положить конец её упорной обороне.
Впоследствии (с подачи американских политтехнологов, греющих руки на братоубийственной славянской войне) рейд 95-й аэромобильной бригады стали подавать как «героическое усилие», сравнимое с подвигами Второй мировой войны. Он был «признан» чуть ли не самым длинным в истории всех войн: бригада прошла по тылам Новороссии около 400 километров, хотя и без какого-либо заметного результата. Бригаде почти всегда удавалось добиваться определённых результатов, а вот закрепить их — никогда.
Дерзкий бросок 25-й бригады на Шахтёрск увенчался полным успехом и, несмотря на постигшее впоследствии украинские войска поражение, стал одним из самых успешных решений командования АТО за всю летнюю кампанию. Кратчайшие пути из Донецка в Снежное были перерезаны, а бандеровская хунта практически вплотную приблизилась к стратегической победе.
Предоставим слово министру обороны Игорю Стрелкову: «Меня обвиняют, что я хотел оставить Донецк. Рассказываю честно: в какой-то момент я перестал верить, что помощь из России вообще придёт. Просто перестал верить! И никто не мог мне это гарантировать.
Критический момент для меня, как командира, был во время прорыва в Шахтёрске. Когда они выбили нас из Дебальцево, и просто усиленная колонна 25-й бригады украинской пошла на Шахтёрск, вошла в город. Когда они заняли Дебальцево, я уже понял, что следующий рывок сделают на Шахтёрск. Я снял с фронта, то есть выделил из других батальонов, две роты. И они уже стояли на погрузке. И в момент, когда противник вошёл в Шахтёрск, одна моя рота двигалась туда, а другая была на погрузке двигаться туда. Соответственно, сразу после этого я снял ещё две роты, потом ещё одну, отправил туда бронегруппу «Оплота», то есть создал группировку. При этом обнажал я именно Донецк. Потому что был уверен: если противник и сунется в Донецк, то тут на улицах мы как-нибудь его задержим, а сдать Шахтёрск — означало полностью всё потерять.
Поскольку у нас была полупартизанская армия, грузились мы долго. Передвигались тоже долго. У всех ополченцев — семьи, они из Славянска вывезены были. И мы лишь частично успели упредить их. Одна рота всё-таки вошла в Шахтёрск и не дала его занять. Но укры перерезали дорогу между Шахтёрском и Торезом. Потом их с этой дороги с трудом выбивали.
В момент, когда противник перерезал дорогу между Шахтёрском и Торезом, у меня наступил психологический кризис, я начал думать о том, что делать, подумывал переносить штаб в Шахтёрск или Снежное и готовить эвакуацию Донецка. Потому что понимал: если помощи не будет, то надо хотя бы спасти людей…
Почему говорю, что перелом был? Потому что в тот момент я приказал готовить штаб к свёртыванию, всем штабникам грузиться. Люди не обсуждали мои приказы, потому что мне верили. И сам я выехал в Шахтёрск вперёд. Но в этот момент дорога была перерезана. Я целый день там пробыл, поговорил с бойцами, посмотрел. В течение дня я практически бригадой Шахтёрской не управлял, видел, что «Царь» нормально справляется и вмешиваться в действия командира не хотел. К вечеру, пообщавшись с людьми, я принял решение не оставлять Донецк, хотя до этого планировал не Донецк сначала оставить, а Горловку. И за счёт горловского гарнизона прикрыть северный фас Донецка и линию на Шахтёрск. Потому что у нас там образовалась огромная, ничем не прикрытая дыра.
Но тут ещё сыграло роль то, что в Горловке стоял «Боцман», и он отстоял Горловку. «Боцман» поступил абсолютно правильно: он моему приказу готовить эвакуацию не подчинился. А на следующий день этот приказ отменился сам собой. Я понял: в той ситуации, что сложилась, мы не сможем организованно вывести войска ни из Донецка, ни из Горловки. Нам отрезали последнюю дорогу, а полевые дороги очень неудобные. Я воочию представил эвакуацию Донецка и Горловки — колонны беженцев, расстреливаемые на дорогах со всех сторон. Понял, что лучше принять бой в Донецке, чем все эти прорывы. Вечером я вернулся в Донецк и уже, несмотря на всю тяжесть ситуации, не планировал ни переноса штаба, ничего».
«Царём», которого упомянул Стрелков, был Владимир Кононов. До войны он работал тренером в областной Федерации дзюдо. Весной вместе с младшим братом Андреем пришёл добровольцем в славянское ополчение, дежурил на блокпостах, затем стал командиром блокпоста. Особой популярностью среди бойцов не пользовался. Один из ополченцев с иронией описал «Царя» — маленький и важный, как Масленица в мультике. Было видно, что он не военный, не знает Устава и штабного этикета.
Тем не менее, Кононов неплохо зарекомендовал себя в Славянске, а в Шахтёрске имеющимися силами сумел отстоять город и нанести тяжёлые
