степени истратили имевшиеся запасы. Но, по крайней мере, на будущую кампанию 2015 года бандеровская Украина могла не волноваться — советских запасов снарядов и ракет на неё точно хватало.
Но если дела с артиллерией и боеприпасами были всё ещё не катастрофичны, то потери бронетехники превысили все ожидания и действительно поставили боеспособность украинской армии под вопрос. Масса подбитых танков и бронемашин была либо уничтожена вместе с опытными экипажами, либо осталась в руках ополчения в ходе разгрома многочисленных «котлов». С начала 2014 года и по сентябрь включительно Украиной было потеряно 133 танка, больше 400 БТР, БМП и БМД. Советник украинского президента Юрий Бирюков откровенно заявил: «На конец августа нам нечем было воевать. Потери по бронетранспортёрам составляли 70 %. Потери танков — 60 %».
Старые танки и бронемашины не только гибли в боях, но и массово выходили из строя просто по условиям форсированной эксплуатации на фронте. Развёрнутые летом 2014 года ремонтно-эвакуационные группы, предназначенные для полевого ремонта военной техники, в целом не смогли выполнить свои задачи. В полевых условиях ремонтники могли осуществлять только текущее техническое обслуживание и устранение мелких неполадок. Ремонт, связанный с заменой электроники, сложных систем и даже стрелкового оружия, вне заводских условий оказался невозможен. Не хватало ни запчастей, ни средств эвакуации, ни квалифицированных специалистов, ни специализированных подвижных мастерских. Во время иловайской операции был вынужден закатать рукава и заниматься ремонтом бронетехники лично начальник бронетанковой службы вооружения Оперативного командования «Юг» полковник Евгений Сидоренко.
26 августа, в самый разгар тяжёлых боев на Донбассе, правительство Украины приняло почти паническое постановление № 376 о приобретении у «Укроборонпром» всех имеющихся запасов вооружения, военной техники и продукции военного назначения для обеспечения потребностей вооружённых сил, а также о её немедленном ремонте и модернизации без дополнительных согласований и разрешений. В постановлении официально сообщалось, что оно принято, «чтобы избежать волокиты официальными лицами Минобороны и других органов исполнительной власти» в деле обеспечения боевой техникой и боеприпасами армии. Отныне вооружение со складов должно было проходить расконсервацию и передаваться в войска в течение трёх суток после поступления соответствующего запроса.
Однако проблемой была не столько «волокита официальных лиц», сколько тот факт, что приходилось снимать с консервации технику третьей и четвертой категории (это значит, что она хранилась под открытым небом по 30–40 лет). Её состояние было полностью «убитым»: оптические прицелы разворованы, двигатели заводились в лучшем случае один из трёх, провода наполовину сгнили… Любая попытка собрать из этого хлама действующий образец являлась настоящим подвигом.
Всего с июля по сентябрь 2014 года Украина смогла расконсервировать для армии 1850 единиц техники. При этом значительную часть этой цифры составляли обычные грузовые автомобили, а среди бронетехники большую часть составили очень старые БТР-60 или БМП-1 выпуска 1960-х годов, чья боевая ценность и возможность длительной эксплуатации в условиях Восточного фронта были довольно сомнительны. В итоге чтобы хоть как-то покрыть огромные потери, Киев один за другим расторгал контракты с зарубежными партнёрами и отправлял предназначенную им технику на фронт.
Столь же плачевной была ситуация с украинскими ВВС. Разваленная за 23 года военно-воздушная мощь Украины показала себя плохо обученной и неспособной адаптировать свои основные элементы в ходе боевых действий. Характерной особенностью украинских ВВС стали относительно редкие вылеты — чуть более 450 боевых и военно-транспортных за четыре месяца. Для сравнения, во время войны с Грузией в 2008 году российская авиация совершала до 50 вылетов в сутки, а в пиковые моменты боевых действий в Чечне в 1999–2000 годах этот показатель превышал 100.
Украинские самолёты из-за слабой подготовки пилотов и устаревшего оборудования показали неспособность нанести серьёзные потери ополчению Новороссии. Невозможность ночных вылетов предоставило ополченцам полную свободу действий в тёмное время суток. Воздушные перевозки и эвакуация раненых на самолётах и вертолётах также проводились спорадически и при достаточно высоком уровне потерь. Провалились попытки обеспечить адекватное снабжение окружённых группировок в Южном котле, луганском аэропорту и других местах.
Полёты с разведывательными целями также оказались малоуспешными, в основном, из-за отсутствия современных самолётов и БПЛА. Единственный боеспособный самолёт-разведчик был сбит над Славянском, а небольшое число Су-24МР и недорогих мини-БПЛА начало эпизодически применяться только спустя пару месяцев после начала боевых действий.
По разным данным, за время весенне-летней кампании на Восточном фронте бойцам ополчения удалось сбить практически все виды авиатехники, которой располагала украинская сторона: Ан-30, Ил-76, Ан-26, Су-25, Су-24, МиГ-29, БПЛА Ту-143, а также Ми-8 и Ми-24.
Единственный тип боевого самолёта, который не был сбит — это истребитель Су-27, хотя его несколько раз использовали в качестве штурмовика. Более того, 5 августа приказом министра обороны на вооружение украинских ВВС были приняты новые модернизированные варианты этого истребителя (Су-27С1М, Су-27П1М, Су-27УБ1М и Су-27УП1М).
Что касается МиГ-29, то большая их часть была потеряна в Крыму, а располагавшаяся на Западной Украине 114-я бригада тактической авиации могла поднять в воздух не более шести боеготовых истребителей. Два из них были сбиты в небе над Донбассом в августе 2014 года.
Та же картина наблюдалась с Су-24. Небольшой парк украинских фронтовых бомбардировщиков так и не смог оказать существенного влияния на ход боевых действий из-за слабой подготовки пилотов и изношенности. Су-24 использовался только как дневной бомбардировщик, применяя вместо высокоточного оружия свободнопадающие бомбы ФАБ-500. За 2014 год было потеряно минимум два из десяти боеспособных машин — один сбит
