Мужчина стоял перед маленьким магазином, такой же прямой, как деревянный шотландский горец перед старомодной табачной лавкой. Трудно было поверить, что кто-то может так долго стоять у витрины, кроме владельца магазина, но тогда возникало почти гротескное несоответствие между магазином и его владельцем. Ведь магазин представлял собой одно из тех восхитительных собраний всякого, которые лишь дети и мудрецы рассматривают как сказочную страну, а люди с более обыденными и упорядоченными вкусами не отличают от мусорного ведра. Короче говоря, в наиболее гордые моменты своей истории он назывался антикварной лавкой, но чаще его называли лавкой старьевщика — особенно практичные и торопливые коммерсанты, составлявшие большую часть населения индустриального порта, на одной из бедных улиц которого он находился. Те, кто интересовался подобными вещами, не нуждались в подробном описании его сокровищ, самые ценные из которых было трудно связать с какой-либо целью. Крошечные модели кораблей с полной оснасткой, запечатанные в стеклянных пузырях или экзотической восточной смоле; хрустальные шары, где снежная вьюга осыпала бесстрастные человеческие фигурки; громадные яйца, которые могла отложить доисторическая птица; деформированные тыквы-горлянки, словно разбухшие от яда, а не от вина; необычное оружие, причудливые музыкальные инструменты и многое другое, постепенно зараставшее пылью и приходившее в беспорядок. Часовой, стоявший перед таким магазином, вполне мог оказаться престарелым евреем, величавым арабом в длинном одеянии или каким-нибудь смуглолицым цыганом знойной красоты, увешанным кольцами и стеклянными или бронзовыми безделушками. Но этот страж принадлежал к совершенно иной категории. Это был худощавый, бодрый молодой человек в аккуратной одежде американского покроя, с длинным и довольно жестким лицом, часто встречающимся среди выходцев из Ирландии, Его стетсоновская шляпа была заломлена набок, а из уголка рта под острым углом свисала вонючая питтсбургская сигара. Если бы он прятал в кармане брюк автоматический пистолет, то наблюдавшие за ним не слишком бы удивились. Над его магазинчиком тусклыми буквами было набрано имя: «Денис Хара».
Те, кто наблюдал за ним, были людьми, занимавшими определенное положение и, возможно, даже имевшими определенное значение для него, но никто бы не догадался об атом, судя но его суровому лицу и небрежной угловатой осанке. Самым значительным из них был полковник Граймс, начальник полиции итого графства. Те, кто хорошо знал этого мужчину с нескладной фигурой, длинными ногами и длинной головой, вполне доверяли ему, но он был непопулярен даже среди представителей своего класса, так как проявлял явное желание быть полисменом, а не сельским джентльменом. Иными словами, для них он совершил прегрешение, предпочитая интересы полицейского ведомства интересам графства. Эта черта усиливала его природную сдержанность, и даже для способного сыщика он был необычно молчаливым и скрытным во всем, чти касалось его планов и открытий. Тем сильнее удивились двое его спутников, когда он остановился перед человеком с сигарой и заговорил громким, ясным голосом, что очень редко происходило перед публикой:
— Честно говоря, мистер Хара, мои люди получили информацию, оправдывающую получение ордера на обыск вашего помещения. Надеюсь, у нас не будет необходимости причинять вам дальнейшие неудобства. Но должен предупредить, что за магазином установлено наблюдение и любые попытки покинуть это место будут пресечены.
— Вы намерены добраться до моих красивых игрушечных корабликов, залитых в смолу? — спокойно осведомился мистер Хара. — Что ж, не буду чинить препятствий исполнению вашей славной британской конституции, но сомневаюсь, имеете ли вы право вламываться в мой скромный маленький дом таким возмутительным образом.
— Можете не сомневаться, — заверил полковник. — Фактически я собираюсь отправиться к двум мировым судьям, чьи подписи необходимы для разрешения на обыск.
Два человека, стоявшие за начальником полиции, выказывали слабые, хотя и разные признаки удивления. Инспектор Белтейн — крупный темноволосый мужчина, надежный в работе, но не слишком расторопный, — выглядел немного ошеломленным тем, как быстро его начальник отошел в сторону. Третий человек был приземистым, в круглой черной шляпе священника, округлой фигурой в черной сутане и таким же округлым лицом, которое сейчас казалось сонным, но глаза остро поблескивали из-под полузакрытых век. Он тоже смотрел на начальника полиции, но не удивленно, а так, словно его внезапно посетила новая мысль.
— Послушайте, — сказал полковник Граймс, — вы, должно быть, уже соскучились по ланчу, и мне очень жаль, что пришлось таскать вас с собой до трех часов дня. К счастью, первый человек, с которым я хочу встретиться, находится рядом в банке, а неподалеку есть приличный ресторан. Ко второму загляну на соседнюю улицу, когда мы устроимся поесть. В этой части города есть только два мировых судьи, и нам повезло, что они живут так близко друг от друга. Банкир сразу же выполнит мою просьбу, гак что сначала мы решим этот вопрос.
Ряд дверей, сверкавших стеклом и позолотой, привел их в лабиринт коридоров Кастервилльского банка, и начальник полиции направился прямо во внутреннее святилище, с которым он, по-видимому, был хорошо знаком. Там он обнаружил сэра Арчера Андерсона, знаменитого писателя-финансиста, организатора и руководителя этого и многих других почтенных банковских учреждений, — серьезного и элегантного пожилого джентльмена, с вьющимися седыми волосами, седой клиновидной бородкой старомодного фасона, но одетого по самым строгим правилам современной моды. Один взгляд на него говорил о том, что он прекрасно себя чувствует как в самом графстве, так и в обществе главного констебля графства, но при этом разделяет интерес начальника полиции к работе, а не к развлечениям. Он отодвинул в сторону внушительную кипу документов, произнес короткое приветствие и указал на стул, но при этом всем своим видом показывал, что в любой момент готов вернуться к делам банка.
— Боюсь, это дело не относится к банку, — сказал Граймс. — Но в любом случае оно займет не больше двух-трех минут вашего времени. Вы
