туалет. Тем более что мы платили за постой, и хоть сумма была небольшой, стабильный поток добровольцев обеспечивал семейство Оливье целиком и полностью. Дарин даже это обстоятельство особенно не радовало, и хотя были периоды, когда она смеялась и активно общалась с волонтёрами, происходило это обычно после раскуривания косячка вместе с Оливье.
Время шло, уехали француз Себастьян и индиец Азам. На смену им пришли Джон из Америки и Аделин из Швейцарии. Джон был молод и потому слегка простоват — он всерьёз интересовался у меня, правда ли русские хакеры взломали их выборы. Интересно, что американец на ферму «Органикх» приехал во второй раз. Когда я осторожно спросила, что именно настолько его привлекает, он ответил, что Оливье отличный парень, и что здесь достаточно много свободного времени. Большую часть дня Джон лежал в гамаке с биографией Авраама Линкольна и периодически купался в пруду с дождевой водой, затянутым тиной. Вода в нем была настолько грязная и мутная, что я не осмелилась бы зайти в неё даже по щиколотку, но американца это не смущало, а позже к нему присоединилась и Аделин.
Аделин отличала крайняя наивность, граничащая с глупостью. На неё очень легко было произвести впечатление, и все разговоры она слушала, открыв рот, чем без зазрения совести пользовались Джон, жаждавший дамского внимания, и Оливье, любивший почувствовать себя кумиром молодёжи. Швейцарская гражданка, как и французы, к деревенскому быту, да и вообще к жизни в азиатской стране была совсем не приспособлена. Зачем-то бегая босиком, она моментально подвернула ногу, и это ещё повезло, потому что можно было напороться на ржавый гвоздь или наступить на сколопендру. Француженка Стефани к тому времени уже хромала на обе ноги, так как на одной гноился расчёсанный комариный укус, а на второй красовалась большая болючая мозоль. Кудрявый лоботряс Гвендаль, чемпион по лежанию в гамаке, щеголял пятнами грибка, которые не лечил, а только расчёсывал. Жюли сыпала себе в кофе соль вместо сахара, а Клави, собирая цветы горошка, периодически наступала ногой в собственную корзину. Все французы регулярно сгорали на солнце и ходили красные, а также непрестанно чесались, страдая от комариных укусов. Руки и ноги их были исцарапанными сорняками, так как ни у кого не было не только подходящей обуви, но и даже штанов, только шорты. А Аделин своей безалаберностью превзошла всех: помогая Дарин варить джем из каркаде, она забыла выключить огонь под кастрюлей с сиропом. К утру в ней осталась только чёрная накипь. Гневу Дарин не было предела, и лишь продвинутая дипломатия Оливье позволила уладить дело без кровопролития.
Однажды утром после сбора мотылькового горошка Оливье предложил всем заняться общественно-полезным трудом, а именно собрать мусор вдоль дороги, которая прилегала к ферме. Схватив мешки, волонтёры под предводительством француза, довольного собой и окружающими после утреннего косячка, вышли на дорогу. Бутылки, стаканчики, пакетики и прочие отходы кхмерской жизнедеятельности только и ждали, чтобы их подобрала чья-то рука в драной вязаной перчатке (других на ферме «Органикх» не водилось). Иногда попадались даже относительно ценные вещи: я нашла в кустах грязный, но целый пластиковый кувшин без единой трещины, а Паша выудил из кучи мусора несколько мелких денежных купюр. Столь активная деятельность для Оливье была нетипичной, и мы гадали, с чего вдруг французу вздумалось заняться сборкой мусора, тем более что после прошлого раза прошло не так и много времени. В деревне, куда мы как-то раз ходили прогуляться за мороженым и соевым молоком, все обочины были завалены пластиком и прочим хламом, а на нашей дороге сор попадался лишь изредка. Через пять минут стало ясно, к чему весь сыр-бор. Подъехала машина, а в ней — важные гости, прибывшие навестить Оливье. Бросив мешок, тот запрыгнул внутрь и уехал домой, показывать хозяйство и вещать о своих подвигах на ниве фермерского труда. Тот факт, что визитёры застали его за таким полезным делом, как сбор мусора, помог французу выставить себя в лучшем свете, а их пунктуальность не дала утомиться за этим скучным занятием. О ля ля!
Ленясь работать сам, Оливье тем не менее старался разнообразить жизнь волонтёров и придумывал разные дела, каждый день новые. Иногда мы делали кирпичи из глинистой земли, смешанной с водой и рисовой шелухой. Пару раз корячились на рисовом поле, пропалывая сорняки. Собирали тяжеленные восковые тыквы, уже созревшие, и укрепляли стены птичника, чтобы цыплята не сбегали на волю. Работали и на грядках, пересаживая салат, а один раз сажали семена в сделанные своими руками из пальмовых листьев горшочки. С ними вышла забавная история. Дарин принесла охапку листьев и банку, полную тонких бамбуковых палочек. Она сообщила всем, что к дарами природы нужно относиться бережно, и попросила экономить материал. Сказано это было так строго, что я ломала бамбуковые палочки на совсем крошечные кусочки, втискивая их сквозь дырочки в листе, чтобы ни один сантиметр не пропал даром. Правда, сколько именно нужно горшочков, Дарин не сказала. Поэтому мы сделали раза в три больше, чем требовалось, и оставшиеся не у дел были безжалостно выброшены в компостную кучу. Одно из правил пермакультуры гласит: «Возвращай избыток природе». Вот и горшочки вернулись туда, откуда появились.
Когда созрел гибискус, стали собирать и его. Мясистые красные цветы освобождали от коробочек с семенами, варили с сахаром и протирали сквозь сито. Джем получался просто восхитительный, с тонким кисло-сладким вкусом. Большую часть Оливье забирал на продажу, но и волонтёрам оставалось немного на завтрак. По утрам все ели хлеб с вареньем, а также яйца, которые привозила с рынка Дарин. Обед и ужин она готовила сама. Больше всего мне запомнились её огненное тайское карри и баклажаны, запечённые на решётке. На кухне была газовая плитка, но Дарин чаще готовила на углях, как принято у кхмеров. Оливье говорил, что и столешницу на кухне сделал лишь из гигиенических соображений, а так готовил бы, сидя на корточках на полу, как местные. Правда, сам он вообще не готовил, предпочитая делу слово.
