Потом Греция наблюдала, как были заполонёны беженцами из Африки и Сирии и истерзаны острова Кос и Лесбос.
Я был на Корфу, которого волна беженцев не коснулась, но тревога коснулась всех. Местные люди говорили, что даже в самый горячий сезон в августе приехали процентов на тридцать меньше людей, не говоря уж про июнь и июль. Не только наших сограждан и украинцев, которые не смогли приехать по причине курса национальных валют. Но и привычных немцев, англичан, бельгийцев, голландцев, которые не поехали по причине тревожных новостей. Тридцать процентов неприехавших для большинства греческих островитян означает, что они не смогут пережить осень, зиму и начало весны.
На островах иноземные владельцы домов, вилл и бизнеса многое активно продают. И, конечно, никто ничего не покупает. Ситуация удручающая.
Если вы приехали в Грецию на пару недель и в гостиницу, вы, разумеется, не поймёте, что в стране беда, улыбчивые, весёлые и гордые греки вида не покажут. Но если иметь знакомых и ещё убедить греков в том, что ты не праздный слушатель, а участливый собеседник, можно понять всю глубину того, что переживают эти славные и бесконечно расположенные к нам, россиянам, люди.
Греки сегодня не только ощущают себя униженными, но и определённо брошенными один на один с бедой нарастающего цунами беженцев из Сирии, Ирака и Северной Африки. Греки даже лучше итальянцев понимают, что с этой жуткой волной не справиться ни им, ни всему Евросоюзу. И в греках сейчас нет ни капли той бессмысленной и гибельной демагогии, которой болен весь Старый Свет.
Я прожил лето с греками, живя их страхами, бедами, их гордостью и отчаянием, а также питаемый всеми бедами и горестями, которые переживает Родина и Украина. От наступающей осени веет холодом непонятной, непредсказуемой беды. Очень хочется надеяться, что эти предчувствия и тревоги беспочвенны и связаны только с резким изменением погоды и внятным окончанием лета.
В 1992 году в Кемерово я сделал свой самый весёлый спектакль «Титаник». Самой смешной фразой в этом спектакле была: «Мир гибнет». Когда персонаж – добрый безумец, озабоченный судьбой мира, произносил эту фразу, зал очень смеялся, особенно в конце спектакля, когда герой произносит: «Ну что же вы хихикаете, мир гибнет прямо сейчас…» Мы веселились, когда делали спектакль. Это у нас в стране и в Кемерово тогда творилось чёрт знает что, а мир вокруг казался благополучным и незыблемым. Сейчас я не стал бы делать такой спектакль, мне не хватило бы иронии.
Совершенно не могу поверить в то, что происходит.
Сегодня итальянка Федерика Могерини предложила начать военную операцию в Средиземном море по обезвреживанию и даже уничтожению судов, перевозящих нелегальных мигрантов. Понятное дело, что она не предлагает топить суда вместе с мигрантами… А недели три тому назад во многих храмах Италии были отменены воскресные мессы. Вместо месс поминали задохнувшихся в трюме нелегалов, в большинстве своём женщин и детей, которые пытались пересечь Средиземное море. Я смотрел эти новости в Греции, обсуждал с греками, ни они, ни я ничего не могли понять.
Как можно понять то, что Европа устроила смертельную полосу препятствий в Средиземном море, а тех, кто не смог преодолеть эту полосу, поминает в храмах? Дикость, безумие, чудовищные ханжество и цинизм.
Мы видим в новостях, что творится на будапештском вокзале, видим жалкий забор, который венгры строят на границе Сербии, слышим, как еврочиновники осуждают Венгрию за эти бесчеловечные действия, слышим от европейских лидеров, чьи пиджаки и галстуки одинаковы, а физиономии настолько безлики и невыразительны, что нет никакого желания и смысла запоминать их фамилии и вникать, какие страны они представляют. Они все говорят со сдержанными улыбками, что необходимо ситуацию обсуждать, что надо пересматривать миграционную политику, что надо изобретать некие меры и так далее.
Смотрю я на них и вижу, что эти люди либо ничего не понимают, либо, что скорее всего, изо всех сил стараются улизнуть, спрятаться от принятия ответственных решений.
Европа образца нынешнего лета и начинающейся осени у меня вызывает серьёзное недоумение и абсолютное отвращение. Евросоюз делает вид, что то, что происходит, – набор крайне неприятных частностей, а не глобальная беда, если не сказать катастрофа.
Люди, которые сейчас бегут из Афганистана, Сирии и Африки, – это совсем не те люди, которые десятилетиями уверенным потоком прибывали в Европу. Они прибывали разными способами, но в основном легальными или окололегальными. Ехали к родственникам, типа учиться или жениться. Целые поколения детей бывших мигрантов родились в Европе, но даже не пытаются выглядеть как британцы, австрийцы, немцы, бельгийцы, французы. Они уже изменили лицо Европы и даже архитектуру, но многие из них являются в той или иной степени законопослушными гражданами Евросоюза.
Те же, кто сейчас прорывается через Средиземное море, – совсем другие люди. Часть из них знает, куда едет, и едет за лучшей жизнью. Но очень многие садятся на надувные лодки, в душные трюмы и на плоты, потому что бегут от смерти, от войны. Это люди, которые не собирались никуда ехать, как бы бедно и плохо им ни было при Саддаме, Каддафи или Асаде. Эти люди отдают последние деньги за то, чтобы поучаствовать в смертельно опасном путешествии через Средиземное море. Они видели смерть у себя дома, они, если не умерли в пути, видели смерть детей, женщин, своих родственников, друзей, попутчиков. Они попадают на острова или в Сербию с Хорватией, где для них начинается изнурительный и страшно унизительный квест, состоящий из лагерей, кордонов, регистраций, непонятных для них условий, железнодорожных контейнеров, душных фур, и в итоге – тоннеля под Ла Маншем.
Если, точнее когда, они всё преодолеют, эти измученные, напрочь обозлённые и униженные люди, не имеющие никакого представления о европейских ценностях, традициях и устоях, о мультикультурности и толерантности, они никогда не будут соблюдать никаких европейских законов. Мало того, они даже изображать соблюдение законов не станут. И они приедут не как раньше, поодиночке или семьями, они нахлынут волной. Волной мутной, голодной и злой. У
