величестве, а вы ничего не можете сделать с этим, что выставляет вас в неприглядном свете. Наверное, вы слишком заняты своими пекарями, а? А теперь вот нашелся болванчик, который навестит этого гугенота и выбьет из него желание писать.
– Я ни в коем случае не считаю вас болваном. Иначе я не стал бы поручать вам дело и…
Больше Ла-Рейни ничего сказать не успел. Шпага Полиньяка заставила его замолчать. Генерал-лейтенант широко раскрытыми глазами смотрел на острие клинка, упершееся ему прямо в грудь.
– Вы, месье, – прошипел Полиньяк, – вообще ничего не можете мне поручить. Я офицер полка мушкетеров, а значит, подчиняюсь непосредственно его величеству. Кроме него и Сенлея, я ни от кого приказы не принимаю. Тем не менее я навещу этого Бейля, но не потому, что того хотите вы, а потому, что это поможет мне в поисках. И нет, с его головы не упадет ни один волосок. Ну, разве что парочка. Но вот убивать я его точно не стану. Это вы уж как-нибудь сами. Если у вас найдется для этого достаточно мужества, что лично мне кажется весьма маловероятным.
– Месье, вы забываетесь, я могу…
Полиньяк надавил на шпагу сильнее. Ла-Рейни застонал.
– И еще одно, месье: еще раз вмешаетесь в мои дела – и я заколю вас на месте, даже если это будет во дворце.
Открыв дверцу, Полиньяк без дальнейших слов выскочил из кареты. В развевающемся плаще и с обнаженной шпагой в правой руке он несся по улице Фосс-Сен-Жермен. Дворяне и простолюдины разбегались в разные стороны, только завидев его. Мушкетер знал, что времени у него немного. Ему предстояло отправиться в длительное путешествие, пока Челон окончательно не ушел от него, словно песок сквозь пальцы, и пока Ла-Рейни не оправился от испуга.
Ветер не менялся, поэтому «Святая Мария», именовавшаяся теперь «Праведным путешественником», под английским флагом приближалась к Неаполю извилистым путем. Первую половину дня Овидайя проводил за чтением старых выпусков Бейлевых «
Чтобы держать себя в форме, они регулярно фехтовали. Овидайя, что не удивило ни его, ни остальных, оказался среди гераклидов худшим воином. Драться поначалу он мог только с Жюстелем, однако после того, как Вермандуа научил гугенота правильным позам и последовательностям ударов, а Марсильо – нескольким грязным трюкам, он начал побеждать Овидайю.
На закате все собирались на палубе. Поначалу матросы избегали их странной команды, однако со временем привыкли и стали по вечерам собираться вместе с ними вокруг угольной жаровни, хоть и держались на почтительном расстоянии. То, что команда вдруг стала так доверчива, могло быть связано с ромовым коктейлем, который каждый вечер готовила графиня, или же с рассказами Марсильо. Каждый день после захода солнца старый генерал начинал рассказывать сказки. Вообще-то число этих историй было вполне обозримо и известно всем. Однако сказки Марсильо рассказывал такие, которых никто из них прежде не слышал. Даже для Овидайи, который за свою жизнь прочел, наверное, больше книг, чем все присутствующие, вместе взятые, они были в новинку. Судя по всему, они были турецкого или персидского происхождения. Зачастую речь шла о мудром короле по имени Гарун аль-Рашид, иногда – о двух авантюристах по имени Аладдин и Синдбад. Однако больше всего Овидайе нравился образ принцессы Шахерезады, которая была не только прекрасна, но и необычайно умна и начитанна, даже в астрономии и философии. Ее познания были настолько обширны, что она каждую ночь в постели могла рассказывать своему супругу новую историю.
Однажды вечером, когда Марсильо закончил рассказ, Овидайя спросил его, сколько он всего знает таких историй. Генерал рассмеялся:
– Достаточно для дороги в Аравию и назад.
– Где вы их почерпнули?
Болонец попросил графиню налить ему еще немного ромового коктейля и произнес:
– Тогда, когда попал в плен к османам. Сначала меня повели к Хаджи Зульфикар-аге, главнокомандующему янычарами. Однако нам было практически нечего сказать друг другу. Я не говорил ни по-турецки, ни по-арабски, а он – ни по-латыни, ни по-французски.
– Разве не было переводчиков?
– Были, но этот ага им не доверял. Он хотел поговорить со мной о военных вопросах, о секретных вещах. Поэтому он считал, что разговор с участием третьего лица не имеет смысла. Он приказал держать меня взаперти до тех пор, пока я не выучу турецкий язык. И меня заперли. Раз в день приходил монах ордена бекташи и занимался со мной. Остальное время делать мне было нечего, поэтому я попросил что-нибудь почитать. Я пытался втолковать туркам, что оставлять христианина без Священного Писания бесчеловечно. Однако ага заявил, что Библию мне разрешат читать только в том случае, если она будет на турецком. Конечно, такой ни у кого не было – я даже не знаю, существует ли подобный перевод. Вместо этого они вручили мне три книги, которые есть у каждого турка. Коран, эпос Кёроглы – что-то вроде османской «Илиады» – и книгу сказок. Коран, конечно, был на арабском, а Кёроглы ужасно скучен. Поэтому я стал читать толстую книгу сказок и перечитывал ее снова и снова. Осмелюсь заявить, что знаю ее наизусть.
– А вы не думали перевести ее? – спросил Овидайя.
