амстердамскими попрошайками. Неаполитанские нищие были загоревшими и нежились на теплом солнышке, потягиваясь, словно довольные коты. Пересекая одну из небольших площадей, Овидайя рассматривал одного из таких ребят. Он был худощавым, одежда его была оборванной и грязной, однако в глазах сверкала гордость, и, глядя на него, нельзя было сказать, что он недоволен своей жизнью. На залитой солнцем лавке рядом с ним стояла миска с бульоном, из которой мужчина то и дело выуживал пальцами продолговатые кусочки теста, поднося их ко рту, прежде чем проглотить с той жадностью, с которой голландцы глотали маринованное филе сельди. Казалось, процедура доставляет ему невероятное наслаждение. Овидайя остановился в нескольких футах от мужчины, однако тот не обращал на него внимания, хотя, без сомнения, заметил.
– Извините, если помешал, – произнес по-французски Овидайя. – Я ищу улицу, где мастера работают с линзами.
Мужчина продолжал игнорировать его, вместо ответа выудив из бульона еще кусок теста. Теперь Овидайя увидел, что это рулетики с рифленой внешней стороной, полые внутри. Он вынул из кармана трубку и как раз собирался раскурить, когда мужчина посмотрел на него. Казалось, намерение Овидайи заинтересовало его. Ученый протянул попрошайке набитую глиняную трубку. Приняв ее, тот пробормотал нечто, похожее на слова благодарности – или отрыжку.
– Я кое-что ищу, – сказал Овидайя по-итальянски.
– Да?
– Стекла для очков, – ответил он.
Попрошайка спрятал трубку, а затем принялся витиевато описывать дорогу, однако Овидайя не понял ни слова. Тем не менее собеседник сопровождал свой рассказ настолько оживленной жестикуляцией, что мужчина уверился, будто сумеет найти дорогу несмотря ни на что. Когда попрошайка закончил, Овидайя пошел в указанную сторону. Пройдя пешком еще десять минут, он оказался в переулке с множеством магазинов, и над двумя висели деревянные дощечки с изображенными на них очками.
Он вошел в магазинчик слева. Мастер, толстый мужчина с изрытым оспинами лицом, как раз собирался приступить к шлифовке линзы. Когда Овидайя сообщил на жуткой смеси итальянского, французского и латыни, что именно ему нужно, мужчина в недоумении покачал головой. Когда же ученый добавил, что все это к тому же должно быть готово к завтрашнему утру, ремесленник покачал головой еще более решительно. Овидайя был готов к такому ответу, поэтому, не тратя больше слов, принялся выкладывать на стойку золотые скудо. Когда он выложил в стопочку пять штук, глаза у оптика едва не вывалились из орбит, из-за чего он стал немного похож на выброшенного на берег карпа.
– Принесите их завтра в семь часов утра в западную гавань, на английское судно под названием «Праведный путешественник», и получите еще пять таких монет при условии, что линза будет прозрачной как слеза.
Мужчина поклонился. Овидайя еще раз кивнул ему и вышел из мастерской. Снова оказавшись в переулке, он вынул из кармана часы. Нужно было спешить, если он не хочет пропустить представление.
На обратном пути к центру города ему встречалось еще меньше людей, чем прежде. Неаполь словно вымер. Однако все изменилось, стоило Овидайе приблизиться к муниципальной площади. Казалось, здесь собралось все население города. Многие были одеты как персонажи комедии дель арте. Те, у кого не было костюма, повязали на шею несколько пестрых лент. Среди весело праздновавших горожан и дворян он заметил множество нищих, похожих на того поедателя теста, которому он отдал свою трубку. Отовсюду доносилась музыка, свист глиняных флейт, звонкое пение тромбонов.
Поначалу Овидайе все это напомнило венецианский карнавал, знакомый по книгам и иллюстрациям, однако многое отличалось. Происходившее казалось более будничным и в то же время более веселым, напоминавшим голландский деревенский праздник. Это сравнение было, конечно, не слишком удачным, поскольку Неаполь огромен, намного больше Маастрихта, Тилбурга или даже Амстердама, однако ему показалось, что здесь присутствует та самая грубая, неприкрытая жажда жизни – желание наесться до отвала, напиться, испытать страсть. Этот карнавал представлял собой огромную первобытную вакханалию. Повсюду в объятия друг друга бросались пьяные люди. В одном из внутренних двориков он увидел Коломбину, стоявшую на коленях перед Арлекином и державшую в руке его возбужденный фаллос. Заметив Овидайю, женщина в маске рассмеялась и поманила пальцем, приглашая присоединиться. Ученый поспешил дальше.
Он подошел к замку. Надежду найти своих спутников Овидайя давно похоронил, поскольку толпа подхватила его и понесла вместе с сотнями других людей к центру, где должна была проходить церемония.
Судя по тому, что рассказывал ему Марсильо, неаполитанский карнавал вращался вокруг
Он чувствовал, что люди толкают его, кричат ему, чтобы он не останавливался посреди улицы, однако Овидайя был настолько потрясен увиденным, что на миг забыл обо всем вокруг. В центре огромной площади возвышался замок. И в этом не было бы ничего примечательного, однако этот замок был возведен специально для карнавала. Это было выдуманное здание, архитектурой напоминавшее нечто среднее между рейнским замком и османской мечетью с высокой внешней стеной с шестью узкими, похожими на минареты башенками. В центре возвышалась массивная центральная башня футов
