шпагу.
– Кто здесь? – крикнул он.
Из темноты послышался смех.
– А вы пугливы, – произнес голос, принадлежавший Вермандуа. Граф вышел под слабый свет масляной лампы, висевшей на стене за спиной у Овидайи. Он был по-прежнему одет в свой костюм Бригеллы, однако щегольская шляпа и маска исчезли. Вместо этого на голове у него был тюрбан, в правой руке он сжимал кривую саблю. По лицу Луи де Бурбона был размазан грим. Он был, без сомнения, пьян. Убирать шпагу Овидайя не спешил.
– Что вам нужно? – спросил он француза.
Подняв саблю, Вермандуа отсалютовал ему.
– Ничего. Просто пожелать вам хорошего вечера, эфенди. Если только…
– Да?
Вермандуа шагнул к Овидайе и улыбнулся:
– Если только эта безумная ночь не будоражит вас так же сильно, как меня, месье.
Граф приблизился к нему. Рука Овидайи еще крепче сжала эфес шпаги.
– Сейчас карнавал, однако до сих пор вы не воспользовались ни одной из открывающихся перед вами возможностей. Или я ошибаюсь?
– У меня все хорошо, месье, благодарю вас.
Де Бурбон облизнулся.
– Уберите шпагу и переоденьтесь, Овидайя Челон. Или вы предпочитаете, чтобы вас самого насадили на саблю? Что-то я вас никак не пойму. Однако, возможно, вы просто покажете мне, как я могу послужить вам лучше всего.
И Вермандуа схватил Овидайю между ног. Тот одним прыжком отскочил от него.
– Сеньор, возьмите себя в руки!
– Не могу сказать, что это моя сильная сторона. Я предпочел бы утратить контроль над собой вместе с вами, Овидайя.
– Я не испытываю ни малейшего… интереса к
Вермандуа поднял брови. Из-за нанесенного грима это выглядело еще более театрально, чем обычно.
– Какая жалость! А я-то считал вас вольнодумцем. Что ж, возможно, остальные окажутся более сговорчивы.
Граф отступил на два шага. Плавным движением вложив оружие в ножны, он бросился к двери, ведущей на нижнюю палубу, и скрылся из виду. Овидайя убрал шпагу и направился к сходням. Перед его внутренним взором всплыла роскошная, украшенная драгоценными камнями турецкая сабля, которой был вооружен граф. Он не сомневался в том, что это то самое оружие, которое он видел несколько часов тому назад на куполе импровизированной крепости.
Ваше милосерднейшее и светлейшее величество!
Ниже пересылаю вам отчет о тех захватчиках, имевших наглость ворваться в крепость вашего величества и похитить оттуда вашего сына. Как уже известно вашему величеству, говорят, что через несколько недель после похищения графа Вермандуа видели в Ницце. Об этом мы узнали от савойского посланника. Однако должен сообщить вашему величеству, что как ваш министр двора, маркиз де Сенлей, так и моя ничтожная особа сомневаемся в полученной информации. Кроме герцога Виктора Амадея II, об этом никто из источников не сообщает, а он, скажем так, может быть заинтересован в том, чтобы произвести на ваше величество как можно лучшее впечатление. Это может быть частью тонкого обманного маневра. Из перехваченной и расшифрованной дипломатической корреспонденции нам известно, что ваш родич подумывает о том, чтобы поступить на службу к царствующему в Вене императору и нанести вашему величеству подлый удар в спину. Таким образом, возможно, он ведет вас по ложному следу относительно местонахождения вашего сына. Как бы там ни было, наши шпионы на Средиземном море уже поставлены в известность; если ваш сын объявится в одном из крупных портов, нам немедленно сообщат.
Кроме того, мне удалось расшифровать все письма, обнаруженные у шевалье де Лорейна. Судя по всему, подтверждается информация, что они с вашим сыном планировали заговор с целью настроить против вас некоторых недовольных дворян. Копии всех писем Вермандуа Лорейну поступят к вам в ближайшее время.
Кроме того, я могу доложить вашему величеству, что хотя мы не закончили расшифровку корреспонденции между заговорщиками Челоном и Кордоверо, однако же значительно продвинулись в этом направлении. Это ни в коей мере не моя заслуга, а одного очень мужественного и верного слуги вашего величества, офицера мушкетерского полка Гатьена де Полиньяка.
Я потому упоминаю о способностях этого человека, что знаю: другие члены правительства настроены по отношению к капитану скептично. Ведет себя Полиньяк, и это правда, временами неуважительно и склонен к вспышкам гнева. Однако я убежден, что недостаток хороших манер – это не проявление дурного характера, а исключительно следствие нетерпения. Гатьен Полиньяк хочет как можно скорее поймать заговорщиков, плетущих козни против вашего величества, и только поэтому ведет себя таким образом.
