Письма к Олафу Броку. 1916–1923

2) Доверительные сведения о Н. Х.[425] очень опечалили меня. Он добрый, отзывчивый человек. Талантов не было, но везло ему, как говорят, «адски». Грустно будет, если счастливая полоса оборвалась.

3) Низкий земной поклон неизвестному хорошему благотворителю. Это вы его заразили…

4) Маленький кружок при Миссии собирал старое платье и белье для отсылки в Эстонию. Собрали много. Устраивают теперь концерт – и, о, ужас – бал, сбор от которого пойдет в пользу несчастных. Каюсь, я ненавижу этого рода благотворительность. Плясать, веселиться, расходовать массу денег, чтобы остатки, крохи попали обездоленным… Но что делать? Люди не могут отвыкнуть от шаблонного мышления и действия. Очень много помощи приносит Комитет freeherrem de Ebba Palmsterna[426] (Villagt., 19). Быть может, Ваша милая ученица напишет ей и установит связь. Координация и в этом деле столь важна!

5) Читал о Патриархе Тихоне[427]. Поделюсь сведениями, как только узнаю что-либо сам. [Неразб. – ред.] был бы очень важный и серьезный показатель положения… Как бы хотелось поболтать с Вами «во сласть» по этим вопросам. Здесь также очень мало людей, смотрящих на дела под нашим углом зрения. Мне очень больно, но я боюсь, что если Вы не «в милости», то этим Вас наказывают за нашу дружбу. Хотелось бы повторить слова о Pappenheimer (Wallenstein [428]).

Радуюсь улучшению здоровья дорогой Нины Ивановны и целую ее ручки. Вас и деток спешно обнимаю.

Ваш всегда Гулькевич

75 2 II 192 °Стокгольм

Дорогой мой,

В полученном вчера T.[idens] T. [egn][429] читаю письмо… Krogh [430], защищающего Центросоюз[431] и Вас. Не знаю, какие против Вас обвинения выдвигает несомненный клеветник. Но обстоятельство, что может найтись такой злодей – глубоко печалит меня. И, – нужно ли мне это сказать Вам, – еще более моя беспомощность выступить за Вас. Ибо раз большевики увидят, что за Вас и даже за кооператив ратую я – то вред, который я делу и Вам лично нанесу этим, будет

непоправимым

. Ныне должен стиснуть зубы и, печалясь, молчать.

Мельком видел вчера на базаре – милую Нину Людвиговну[432], которая подтвердила весточку о том, что дорогая Нина Ивановна хворала перед выездом из Христиании. Надеюсь, что поправление здоровья шагнуло вперед.

Сильно меня тормошат, а потому не могу кончить письмо. До следующего раза, а покамест спешно целую ручки дорогой Нины Ивановны, а Вас и деток крепко обнимаю.

Ваш неизменно Гулькевич

Выслал ли я Вам первую статью Dukes’[433]а?

76 24 II 192 °Стокгольм

Дорогой Друг,

Только сегодня удается подтвердить Вам мое очарованное восхищение vidunderlige roses[434]. Они так прекрасны, почти что живы. Не знаю, как благодарить дорогую Нину Ивановну за этот чудный дар. Большей радости она не могла мне доставить. Целую ее дорогие волшебствующие ручки.

С нетерпением ожидаю описания посещения Александра Моисеевича[435]. Я его не видел, но беседовал он с Чупровым[436] и Никольским[437]. Мне немного жаль, что мне не удалось с ним перемолвиться словечком, но я понимаю сам, что я «зачумленный» и как не хотел, – дабы не вредить ему – видеть Вашего защитника, то такую же заботливость испытываю и в отношении А. М. Ведь он творит крупное русское дело. Он действительно представитель России. И все те, которые искренне любят и Россию, и русский народ – те могут только желать ему успеха, и более всего заботиться, чтобы новому строителю родины в чем-нибудь или чемнибудь не помешать. Есть некоторая сладость в моем чувстве к России: я сознаю, что я из тех, которые духовно могли бы ей служить, но которые в силу исторических обстоятельств должны, желая ей добра, отказаться от нее. Я могу только любовно наблюдать за нею со стороны и радоваться, когда Господь благословит ее.

Терещенко[438] Вам передал «почти» правду. Я вступил в русско-германское издательское дело, но не с Брокгаузом[439], а фирмою несколько американствующей – Ullstein[440]. Сосватал меня с нею Гессен[441] (бывший редактор бывшей «Речи»). Чупров и я – мы

настаивали

на Брокгаузе, Гессен же перетянул в пользу У.[льштайна]. Типография в Данциге: там будто бы легче получать бумагу и краски! Я – один из пяти членов Aufsichtsraat’а[442].