Телохранитель Горбачева генерал Медведев писал в автобиографии: «Что же, на другом полушарии уничтожили Троцкого, а Ельцина по соседству не догадались арестовать»[328].
Другой остающийся без ответа вопрос: в самом ли деле Горбачев, как он всегда утверждал, находился под домашним арестом в Форосе, с отрезанными коммуникациями, или же изоляция была добровольной, и Горбачев присматривался, как будут развиваться события, прежде чем выступить против заговорщиков, что он и сделал 21 августа? «Если бы мы победили, – утверждал Василий Стародубцев, один из одиннадцати заговорщиков, – Горбачев вернулся бы и сел на свой трон как законный президент».
Теперь Горбачева вспоминают как реформатора, который сломал хребет коммунизму, а потом добровольно ушел из большой истории после развала СССР в декабре 1991 года. Но тогда, в августе, его главным политическим оппонентом выступали не консерваторы (им он мирволил наравне с реформаторами, добиваясь таким образом, как он надеялся, политической жизнеспособности), а Ельцин, который в июне того же года был избран президентом РСФСР и к своей харизме популярного реформатора присоединил еще и широчайшие законные полномочия. Отношение Горбачева к новому Союзному договору, который ему предстояло подписать 20 августа, не вполне понятно: если бы в итоге СССР развалился, то сам он, президент несуществующей страны, лишился бы работы. Возможно, такая перспектива его не радовала, а ГКЧП оказался удобным выходом из положения. «Мы были руками и ногами Горбачева, он знал все», – сказал мне Стародубцев в 2011 году, незадолго до своей смерти. Его лицо выражало полную уверенность[329].
Вопросы и слухи исходят не только из стана проигравших. Сам Ельцин, много лет публично поддерживавший версию Горбачева, в 2000 году заявил на канале «Россия», что перед путчем он и другие реформаторы уговаривали Горбачева уволить Крючкова, но Горбачев отказался. «Он [Горбачев] знал об этом до начала путча, это документально известно, – заявил Ельцин. – И во время путча он был информирован обо всем и все время ждал, кто победит, те или другие. В любом случае он примкнул бы к победителям – беспроигрышный вариант». Фонд Горбачева в Москве отреагировал негодующим заявлением для прессы: «Пытаясь очернить Горбачева, Ельцин тем самым надеется снять с себя тяжелую вину за Беловежские соглашения и другие свои действия по развалу Союза»[330]. Примерно через год после выхода передачи Ельцин умер, и так завершилась длительная вражда двух президентов.
По свидетельству Валерия Болдина, руководителя аппарата президента СССР, который входил в делегацию, пытавшуюся привлечь Горбачева на сторону ГКЧП, Горбачев мечтал любой ценой избавиться от Ельцина. «Горбачев не хотел присутствовать при той драке, которая должна была разгореться. Он знал (а возможно, и сам дал команду), что во время его отпуска случится то, что случилось», – заявил Болдин газете «Коммерсант» в 2001 году[331]. Горбачев же настаивает, что находился под домашним арестом и жизнь его близких подвергалась опасности. Горбачев и его жена Раиса (она умерла в 1999 году) в унисон рассказывали о страхе, пережитом в те три дня в Форосе после визита «делегации путчистов». По словам Леонида Прошкина, следователя прокуратуры, который опрашивал Раису Горбачеву после этих событий, она говорила, что у нее даже случился сердечный приступ. «Они были в ужасе», – подтвердил он, они даже боялись есть, вдруг еда отравлена. И все же остается открытым вопрос: была ли у Горбачева возможность выйти на связь и опровергнуть слова вице-президента СССР и главы заговорщиков Геннадия Янаева, который на следующий день заявил во всеуслышание, что по состоянию здоровья Горбачев уступает власть ему:
Михаил Сергеевич сейчас в отпуске, проходит лечение на юге страны. Он очень утомился за столько лет, и ему понадобится время на восстановление, но мы надеемся, – мы надеемся, – как только Михаил Горбачев почувствует себя лучше, он снова займет свой пост.
Ясно одно: из Фороса Горбачев выбраться не пытался, как не пытался (или не слишком усердно пытался) связаться с внешним миром и объяснить свое таинственное отсутствие во время путча. Его телефоны действительно были отключены по приказу Крючкова, но в машине оставался работавший радиотелефон, не были отключены и телефоны в доме охраны. «Он мог позвонить из своей машины или по междугороднему телефону», – говорил Олег Бакланов, еще один член той делегации, и он наотрез отрицает сам факт ареста Горбачева.
Историк Джон Данлоп (его статья о путче, опубликованная в 2003 году, считается лучшим академическим исследованием этого вопроса на Западе) сообщает, что Александр Яковлев, правая рука Горбачева, во время визита в Стэнфордский университет сказал ему: «Одного не понимаю – почему Горбачев просто не поднялся и не уехал. Охрана не посмела бы его остановить»[332]. Но Горбачева вполне устраивало положение отрезанного от мира пленника. Если переворот провалится (как оно и вышло), он скажет, что его удерживали в Форосе против воли, а если бы переворот удался, он вполне мог поддержать его задним числом. «По-видимому, Горбачев дал путчистам добро, но не желал открыто присоединяться к ним»[333].
Без открытой поддержки Горбачева, которая придала бы перевороту легитимность, путчистам оставалось лишь прибегнуть к военной силе, и это их погубило. Маршал Советского Союза Дмитрий Язов, министр обороны, который, собственно, и приказал ввести танки в центр Москвы, позднее признал несколько своих ошибок. В интервью 1997 года он говорил:
ГКЧП от начала до конца было импровизацией. Не подготовили планов, никто не собирался арестовывать Ельцина или штурмовать Белый дом [где заседал Верховный Совет]. Мы думали, народ поймет и поддержит нас. А нас проклинали за танки на улицах Москвы [334].
Лояльность армии была основательно подорвана рядом бессмысленных кровавых расправ над гражданскими протестами в предыдущие два года.
