НК: Илья Валерьевич, Вы ведь только что из путешествия? Что хорошего видели в поездке и что больше всего бросилось в глаза по возвращении?
ИК: Человек ездит по миру зачем? Чтобы увидеть одновременно, и какая Земля большая, и какая Земля маленькая, какие люди разные, и какие люди одинаковые везде. Через путешествия человек познает единство противоположностей. Я с удовольствием выбрал бы для себя такой стиль жизни, чтобы путешествовать каждый год по полгода, жить в нескольких местах мира. Я по природе цыган и кочевник! Что больше всего поражает, когда возвращаешься домой? Я называю это «чувство глаз». Типа, Мордор приближается, и ты это чувствуешь. Есть какое-то зло, которое здесь до сих пор не уничтожено. Хотя уже и лица пограничников стали улыбчивыми. Все равно ты чувствуешь, что пересекаешь не просто границы, которые сейчас везде в мире такие, что ты их проходишь и не замечаешь. Что-то тревожное и стремное.
НК: «В искусстве надо действовать так, как действует террорист». Что именно надо взрывать и кого захватывать в заложники?
ИК: Мозги надо взрывать и их же захватывать. Единственное, что отличает арт-терроризм от настоящего — то, что жертв не бывает. Человек по своей природе враг искусства. Деградировать всегда легче, чем эволюционировать, вернуться к обезьяне всегда проще, чем двигаться к космонавту. А искусство если и хочется оставить, то такое, которое не мешает трахаться и жрать. Настоящее искусство должно выбить человека из животного состояния и запустить в космос, а человеку это не очень нравится! Он же испытывает дискомфорт, он понимает, что в нем есть что-то еще, помимо обезьяны, что налагает на него ответственность — жертвовать собой или совершать еще какие-то нехарактерные для обезьяны поступки. Поэтому искусство должно иметь боеголовку на конце, бронированный кулак. Стержень его должен быть шокирующим, оно должно быть наступательным, оно должно говорить: «А ну, сука, б***ь, проснись!»
НК: А лично Ваша террористическая деятельность в чем заключается?
ИК: Мы стараемся выпускать скандальные книги, которые заставляют людей думать над проблемами. Ведь самое интересное в жизни — это табуированная тема. Как нас учил старик Фрейд, почему табу на наркотики? Потому что всем очень хочется их употреблять, включая наркологов, ментов и президента России. Пока люди для себя эту тему не проговорят, она так и будет оставаться подавленным комплексом, и как всякий подавленный комплекс будет вызывать неврозы. То же самое касается религиозного фундаментализма, сексуальных извращений. Вот бухгалтерша сидит, и ее очень волнует некрофилия…
Но поскольку она подумать даже не может о таких страшных вещах, она вместо этого пилит мужа, портит жизнь детям. А так сходила бы, труп обняла один раз, может, все бы и прошло
НК: Ваше издательство называется «Ультра. Культура». Почему нам нужна еще какая-то культура, кроме той, что уже есть в наличии?
ИК: Культура — это империя, а искусство — террор, направленный на расшатывание ее оснований. Культура — это Волочкова, «Лебединое озеро», Большой театр — именно Большой, а не Мариинка, когда то, что было когда-то искусством, превращено в объект потребления. Вот, например, слово «ерзать» пятьсот лет назад значило «е**ться». Может, и слово «е**ться» через пятьсот лет в русском языке не будет значить «трахаться», а будет значить, допустим, «работать». Его будут все меньше табуировать, когда-то оно первый раз попадет в газету без звездочек, диктор его скажет… Все снимается, все поглощается культурой. И искусство должно все время эволюционировать, чтобы сопротивляться процессу омертвления. А «Ультра. Культура» — как раз то, что за пределами культуры, что не может быть воспринято спокойно, без раздражения, без мобилизации психики и эмоций.
НК: То есть нам еще есть куда эволюционировать?
ИК: Само собой. Если человека из неолита сейчас сюда поставить, он вряд ли решит, что мы люди, ему придется распознать, что это на нас одежда, а не шкура такая и прочее. Он решит, что попал или к демонам, или к инопланетянам, или вообще х** знает куда!
НК: Третий вариант практически очевиден.
ИК: А сейчас появляется новый этап — технологическая инволюция, человек начинает перестраивать себя. Постчеловек — это не только новый софт, но и новое железо тоже. Мы в такой же ситуации находимся, как во времена воздушных шаров. Было понятно, что это еще не тот полет, о котором мечталось, но от земли с подскоками уже отрываются. Ну, а как постчеловек будет выглядеть — а хрен его знает. Может, человек предпочтет выглядеть так же, как он был, только все заменить более прочными тканями. Популярными станут уродства, потому что будет считаться, что это свидетельство трушности. Все перестанут обращать внимание на таких баб и мужиков, а какой-нибудь перекошенный весь, кошмарик без одного уха, будет просто номер один, будут все в очередь к нему выстраиваться.
