вся и для всех. Небольшой гешефт имею. Хотя если по правде, то мужики на стройке зарабатывают здесь неплохо. А я хребёт свой не хочу гнуть на Русака. Я ему предложил здесь на лугу, за зоной расположить пасеку, чтобы медок качать. И я помог бы в этом деле. Я ведь в детском доме пчёлами занимался, и литературы много перелопатил о пчеловодстве. А он погань мне знаешь, что сказал. «Тебе мух навозных я не доверю, не только пчёл», — говорит, будешь работать в санитарно — эпидемиологическом блоке, главным.
Я не зная специфики этой работы, с радостью согласился на это предложение, но на следующий день понял, что за работу он мне подсуропил. Оказалось, работа моя заключалась в том, чтобы быть главным туалетным работником. Я естественно в отказ двинул и по черепу одному кабану настучал. Меня в изолятор засадили, а я взял там и замастырился, так, что чуть обе руки не потерял. На больничке лежал. Я ведь в этой зоне тоже, как и все остальные не так давно нахожусь. Был немного в Сухачах. Нас оттуда два этапа пригнали сюда.
— Слышал я, что ты в больнице лежал, — сказал Беда, — тюрьма это центральный дом связи. Я там тоже был на приёме у главного врача Сорокина, разговорился там со Стелой, медицинской сестрой. Она мне про тебя и рассказала. Так, что когда я на этапе узнал, что меня сюда везут, я знал что тебя встречу здесь. Меня на тюрьме держали почти больше месяца. Ждали, когда восемнадцать лет исполнится. До Нового года увезли с малолетки, боялись, что я кипешь перед взросляком, там наведу. Сегодня я много узнал о себе из своего личного дела от вашего хозяина, не подозревая, что я такой талантливый в крамольной и криминальной области. Оказывается я, глобально опасен для любой администрации ИТК.
— Ты мне про себя можешь не рассказывать, какой ты есть, — перебил Беду Лука, — я всё о тебе знаю. Тут ваших ребят пруд пруди. Красавец! Откровенно сказать, я не ожидал, что ты за колючей проволокой покажешь себя таким исполином. Раньше на свободе я тебя считал, правильным мальчиком из хорошей и состоятельной семьи и никогда бы не подумал, что ты сядешь за решётку. Тем более ты башковитый всегда был.
Лука неожиданно задрал до локтя рукав робы и начал расчёсывать большое шелушившее красное пятно.
— Заживает вот и чешется, — сказал он.
— Начудил, мне кажется ты Лука с рукой, разве можно убивать себя самому, — сказал ему Беда, — тут и без мастырок могут уморить до смерти.
— Я это понял позже, когда со Стелой в больничке познакомился. Мне она примерно такие же слова говорила.
Стела мне понравилась. Жену бы мне такую, — мечтательно произнёс Лука, — но куда мне с такой рожей на красавиц заглядываться.
— Причём здесь внешность Лука? — для мужчины это не самое главное.
— Так Беда говорят, только красавцы навроде тебя, которые наперёд знают, что баб в их жизни будет туча. Меня эта Стела и запомнила, потому что на мамонта смахиваю разве только что без бивней. А она очень красивая, я бы её, как розу, воткнул в хрустальную вазу и любовался каждый день.
— Что так понравилась она тебе? — спросил Беда.
— Про хрустальную вазу это я образно сказал, — вымолвил Лука, пряча тетрадку в стол, — а так, конечно она безумно привлекательна. И вообще чего мы о бабах разговорились, давай, я тебя лучше чайком угощу, с печеньем? — предложил он, — а то ты пока этапа ждал, небось не колбасу кушал, на подножном корму жил?
— Ты чего Лука, о чём ты говоришь? Мне собрали два сидора на малолетке, которые мы быстро в тюрьме оприходовали, но Минин меня часто подогревал в тюрьме. Это я тебя могу угостить копчёной колбасой и салом, — ответил ему Беда.
— Эх, я как — то не впёр, что ты не мужицких кровей, — вспомнил Лука, — но могу тебя обрадовать, что насчёт хавки здесь неплохо живётся. Особенно не бедствуют те, кто работает на объектах. Ну не все, конечно, а те, кто пошустрее. А от колбасы и сала, я не откажусь, — засмеялся он. — А Минин нашу зону контролирует, помогает хорошо. У него, как я думаю, тоже здесь свой интерес есть. Мне только Зуб ничего не говорит, с которым он связь держит. Считает меня молодым. А мне, собственно говоря, и не надо ничего знать. Я и без этого живу неплохо.
Лука взял пачку сигарет «Фильтр» лежащую у него на столе и закурил, не предлагая Беде, думая, что он не курящий.
— Ну, ты иди за колбасой? — сказал он Беде, — а я сейчас покурю и чайник поставлю.
— Хорошо, сиди, жди, — похлопав по плечу Луку, — сказал Беда, — я сейчас принесу, а там и потолкуем.
Беда быстро обернулся, принеся с собой палку колбасы и кусок венгерского шпика.
— Ого, вот это ты банкуешь, словно дачку получил, — облизываясь, произнёс Лука, — хотя, по правде сказать, я здесь не бедствую. Сам знаешь цену моим рукам. Жалко только хозяин поздно это понял.
Посидеть им не дали, за Бедой пришёл нарядчик и сказал, что его вызывает к себе Кум Моисеев.
— Теперь начнётся, — со злостью произнёс Беда, — я чувствую, что долго мне здесь не жить. Он меня или в лес отправит или на крытку определит. А всё за то, что я раньше вперёд неправильно смотрел.
Лука неожиданно ударил себя ладонью по лбу:
— Эх, я тебе и забыл сказать, что он здесь у работает. Но на него здесь никто не обижается. И то, что я работаю в этой мастерской это благодаря Моисееву, — сообщил Лука, — главное старайся не грубить ему. Ты тем более, очень сильно повзрослел. Выглядишь, как мужчина и разговор у тебя ещё грамотней стал.
…Беда вышел из мастерской следом за нарядчиком.
На втором этаже, найдя дверь Кума, он постучал в неё.
