исследования.
Профессор позабыл, что он сидит на кусочке коры. Он вскочил и с увлечением начал говорить о том, как ученые, точно Колумбы, путешествуют ежедневно в неведомых странах и как открывают они всё новые и новые материки.
По коре, точно по широкому проселочному тракту, ползли вверх шелкопряды, навстречу им спускались какие-то жуки. Над сосновой дорогой порхали крылатые животные.
Профессора бесцеремонно толкали гусеницы-шелкопряды, которые деловито ползли вверх. Его чуть не свалил с ног огромный черный жук, а он все говорил, говорил, говорил…
Как долго простоял бы Иван Гермогенович на кусочке коры, будто на кафедре, неизвестно. Возможно, что беседа затянулась бы до вечера. Но тут неожиданно в нее вмешался какой-то крылатый зверь.
Он камнем упал рядом с профессором и ударом крыла отбросил его в сторону. Потом, приподняв вверх брюхо с длинной острой пикой, зверь коротким, сильным ударом пробил кору около самой головы профессора.
Пика глубоко погрузилась в кору.
Ребята вскрикнуть не успели, а животное уже выдернуло пику и исчезло так же молниеносно, как и появилось.
Карик и Валя прижались к красной скале. Бледные от испуга, они тяжело дышали.
— Ну, вот, — приподнялся профессор, — я тут немножко заболтался, кажется! А нам, ведь, надо до ночи спуститься на землю!
Он поглядел на Карика, на Валю и сказал:
— Ничего опасного. Это был самый обыкновенный талесса, или попросту — тоже наездник.
— Он кладет яички в кору?
— Зачем же в кору, — сказал Иван Гермогенович, — он положил яички в личинку вредителя сосны.
— В личинку? — оглянулся Карик. — Где же она?
— Под корой.
— Как же вы ее видите?
— Я-то ее не вижу, но теперь готов ручаться чем угодно, что под нами, под слоем этой коры шевелится личинка какого-нибудь жука-усача.
— Значит, наездник видит сквозь кору?
— Нет. Он тоже не видит личинки, но он ее чувствует. Нам, впрочем, этого не понять. Мы вообще плохо знаем нравы и жизнь насекомых. А многое из жизни этих удивительных созданий и вовсе нам неизвестно. Мы хорошо не знаем даже, для чего, например, нужны насекомым усики.
Профессор встал, намотал конец веревки на руку.
— Ну, — сказал он, — поднимайтесь.
И снова начался опасный и тяжелый спуск по глыбам коры.
Время от времени профессор и ребята останавливались, чтобы отдохнуть. Выбрав площадку для отдыха, они молча ложились на красные скалы, растирали одеревяневшие руки и ноги, осматривали, целы ли веревки, не перетерлись ли узлы. Потом вставали и снова пускались в путь, прыгая, как козы, со скалы на скалу.
На одном из привалов путешественникам пришлось просидеть довольно долго.
Это было уже совсем недалеко от земли.
Профессор и ребята после короткого отдыха приготовились было спускаться, как вдруг у них над головами зашумели крылья.
Иван Гермогенович взглянул вверх и побледнел. Он быстро схватил ребят за руки и вместе с ними юркнул в узкое ущелье.
— Сидите смирно, — шепнул профессор.
Мимо пролетело полосатое животное с узкой длинной талией. Его вытянутое тело было покрыто желтыми и черными полосами, как тигровая шкура. Рассекая воздух прозрачными крыльями, животное мчалось, прижимая к брюху что-то извивающееся, похожее на змею.
— Эвмена! — прошептал профессор, — оса-эвмена.
Оса полетела к кувшину, из которого только что выбрались Иван Гермогенович и ребята, сбросила туда свою добычу и залезла в кувшин сама.
— Наша оса! — сказал профессор.
Валя дернула его за руку.
— Это она перетащила нас?
— Она! — кивнул Иван Гермогенович. — Я думаю, что эвмена нас приняла за гусениц.
В это время оса вылезла из кувшина, стремительно ринулась на землю и тотчас же снова взлетела вверх. Овеяв путешественников ветром, она пролетела мимо них, опустилась на кувшин и стала суетливо ползать вокруг отверстия, проворно перебирая ногами и все время постукивая по краям кувшина головой.
Потом эвмена улетела.
