Часы подходили к отметке T+2 минуты, и перегрузки увеличились до 2,5 единицы[121]. Невидимая рука вдавила меня в кресло. Я устремился вперед, отвел руку назад, потом опять потянулся вперед. Ветераны предупреждали нас, что управлять рукой во время перегрузок трудно, и мне показалось полезным попрактиковаться на тот случай, если позднее возникнет аварийная ситуация и понадобится дотянуться до какого-нибудь тумблера.
– Ты видел это? – Вопрос Хэнка сразу напомнил мне о просьбе Джуди не использовать формулировок со словом «это». Нет нужды говорить, что я сразу насторожился.
Майк ответил:
– Да, такое впечатление, что от бака отваливается пена.
Майк и Хэнк продолжили короткую дискуссию о частицах, которые проносились мимо окон, время от времени ударяя по ним. В их голосе не было тревоги, и я быстро забыл об этих комментариях. Теплоизолирующая пена на внешнем баке была настолько легкой, что я не представлял, как она может повредить какую-либо часть системы. Пройдет 19 лет, и кусок пеноизоляции размером с портфель, сорвавшийся с внешнего бака, обречет «Колумбию» на смерть.
– PC менее 50, – прочел Хэнк сообщение на своем компьютере. Это означало, что давление в камере внутри ускорителя упало до величины менее 50 фунтов на квадратный дюйм, то есть 3,5 атмосферы. Громкий металлический удар, кабина содрогнулась, окна захлестнула вспышка пламени. Ускорители отделились от внешнего бака и, кувыркаясь, ушли назад, чтобы на парашютах опуститься в океан.
Внезапная потеря 2400 тонн тяги, сопровождаемая полной тишиной, стала для меня сюрпризом. Что с двигателями, все три тоже выключились? Я потянулся влево, посмотрел на индикаторы состояния двигателей и на протяжении нескольких ударов сердца ожидал увидеть их горящими смертельным красным светом. Однако индикаторы не горели, а радио молчало. Сердце выскочило из горла и забилось вновь. Наверно, я проспал то занятие во время подготовки, когда нам рассказывали об отделении ускорителей и о том, насколько тихо и гладко идет машина после этого. С нашей системой все было в порядке. «Дискавери» уже оставил большую часть атмосферы позади, и вокруг не было воздуха, мешающего полету или сотрясающего нас ударными волнами. Что же до двигателей, то они были настроены, как часы Rolex, продолжая выдавать свои 500 тонн тяги в 30 метрах от нас без малейшего шума, без пульсаций и вибрации. Полет стал столь же гладким, как ложь политика.
Индикаторы высоты и скорости перед Хэнком лезли вверх, а небо вокруг становилось все чернее. В окна проникал солнечный свет, и тем не менее небо совершенно почернело. Для меня это было первое настоящее ощущение космоса – то, чего я никогда не испытывал и не мог испытывать, будучи землянином: день и ночь одновременно, полдень и полночь в одно и то же время.
Начали открываться и закрываться разные «окна» аварийных сценариев.
«"Дискавери", у вас трансатлантическая посадка на двух двигателях». Мы набрали достаточную скорость и высоту, чтобы перелететь Атлантику и приземлиться в Сенегале, в Африке, если откажет один из двигателей. Этот маневр и назывался трансатлантической посадкой (Transatlantic Landing, TAL). NASA командировало в международный аэропорт Дакара астронавта, который смог бы помочь персоналу по управлению воздушным движением в случае, если мы объявим аварийную посадку. У него же были наши паспорта и визы. Мне так и представилось, как мы стоим у таможенного барьера в аэропорту Дакара, в летных костюмах, держа шлемы на сгибе локтя, а чиновник в феске и с акцентом спрашивает: «Есть что декларировать?» Это было то, что, как я надеялся, не случится никогда{32}.
«"Дискавери", запрет возврата». Это закрылось окно возможностей для аварийного возвращения к месту старта (Return to Launch Site, RTLS). Теперь мы были слишком далеко от Флориды и двигались слишком быстро, чтобы можно было вернуться и приземлиться на полосе Центра Кеннеди. Если двигатель откажет, нам придется лететь вперед. Всех нас это устраивало. Никто не хотел возвращаться к месту старта. Это было неестественное с физической точки зрения действие. При выборе такого аварийного режима шаттл должен был совершить разворот по тангажу в виде обратной петли и таким образом взять курс в сторону Флориды. Однако потребовалось бы несколько минут, чтобы погасить нашу скорость в восточном направлении – несколько тысяч миль в час, – так что, по существу, мы летели бы над Атлантикой хвостом вперед. В итоге получился бы летательный аппарат массой в миллион фунтов на высоте в 50 миль и с нулевой скоростью! После этого мы начали бы медленно разгоняться в сторону нашей цели, Флориды, лежащей в 740 километрах от нас. Эксперты клялись, что это будет работать, и Майк и Хэнк отрабатывали процедуру RTLS на тренажере тысячи раз, но никому не хотелось первым испытать ее в полете.
«Дискавери» продолжал штатный подъем. Мы проходили высоту 50 километров, и я вдруг сообразил, что могу погибнуть, даже не увидев Землю из космоса. Нос шаттла был высоко, а я сидел в глубине кабины, так что не мог видеть ни кусочка планеты. Но имелся еще иллюминатор над моей головой, слегка позади, и, поскольку шаттл выводился на орбиту брюхом кверху, в это окно Земля должна была быть видна отлично. Соблазн был очень сильным.
Я взглянул украдкой на Стива Хаули. Его голова слегка подергивалась, как у Дейты из сериала Star Trek, когда он переводил взгляд с одного дисплея на другой. Не было такого электрона во всем «Дискавери», движение которого не обрабатывал бы мозг Хаули. Учитывая, что он рядом, рассуждал я, если я отвлекусь на достопримечательности, едва ли меня хватятся. На фоне увеличивающейся перегрузки я вытянул голову вверх и разворачивал ее до тех пор, пока не испугался, что могу сломать шею. Этот акробатический номер удался: я увидел, как Земля остается позади нас. Кучевые облака
