приходилось бороться Лалли, превосходили его по способностям; крепости сдавались одна за другой, и в январе 1761 г. сдался даже Пондишери, окруженный с суши и отрезанный от моря. Это было концом французского могущества в Индии, ибо, хотя Пондишери и другие владения были возвращены Франции по мирному договору, английская гегемония в Индии никогда уже не была поколеблена даже атаками искусного и смелого Сюффрена (Sufren), который двадцать лет спустя встретил точно такие же затруднения, как и д’Аше, с такой энергией и находчивостью, которых последний не проявил и в более благоприятный момент.
Франция, таким образом, потеряла и Канаду и Индию, вследствие очевидной неподготовленности и неспособности ее сил к действиям далеко за морем; и казалось почти невозможным, чтобы Испания, при ее слабом флоте и далеко разбросанных владениях, избрала именно этот момент для вступления в войну. Тем не менее это было так. Ослабление Франции на море было ясно всем и неоднократно засвидетельствовано ее морскими историками. «Средства Франции были истощены, – говорит один из них. – В 1761 г. только немногие единичные корабли вышли из портов, и все они были захвачены англичанами. Союз с Испанией пришел слишком поздно. Случайные корабли, которые вышли в море в 1762 г., также были захвачены, и колонии, все еще остававшиеся у Франции, не могли быть спасены»[101]. Еще в 1758 г. другой французский писатель писал: «Недостаток денег, уничтожение торговли английскими крейсерами, недостаток хороших кораблей, недостаток припасов и т. д. принудили французское министерство, неспособное снарядить большие силы, прибегать к разным уловкам и заменить единственно рациональную систему войны, – большую войну мельчайшею из мелких войн, – родом игры, в которой большая цель не может быть достигнута. Даже тогда прибытие в Луисбург четырех линейных кораблей, избежавших встречи с неприятелем, считалось очень счастливым событием. В 1759 г. благополучное прибытие вест-индского конвоя вызвало столько же удивления, сколько и радости. Мы видим отсюда, как редки были для французов подобные удачи на морях, где господствовали эскадры Англии»[102].
Это было до поражений Ля Клю и Конфлана. Расстройство французской торговли неприятелем, начавшееся захватом судов, было завершено оккупацией колоний. Едва ли поэтому может быть признано, что фамильный договор, заключенный теперь между двумя дворами и содержавший не только обещание взаимной поддержки, но и секретный пункт, обязывавший Испанию объявить войну Англии до истечения года, если мир не будет заключен раньше этого срока, – «делал честь мудрости обоих правительств». Трудно извинить не только испанское правительство, но даже и Францию, вовлекшую родственный народ в такую невыгодную сделку. Франция, тем не менее, надеялась оживить свой флот и создать союз нейтральных держав, из которых многие (не говоря уже об Испании) имели причины жаловаться на Англию. «В ходе войны с Францией, – признается один английский историк, – испанский флаг не всегда встречал уважение со стороны британских крейсеров»[103]. «В течение 1758 г., – говорит другой, – не менее ста семидесяти шести нейтральных судов, нагруженных богатыми произведениями французских колоний или военными и морскими материалами, попали в руки Англии»[104].
Очевидно, тогда уже действовали те причины, которые двадцать лет спустя привели к «вооруженному нейтралитету» балтийских держав, направленному против притязаний Англии на море. Обладание неограниченной силой, а именно такой силой и было морское могущество Англии, редко сопровождается глубоким почтением к правам других. Англия, не имевшая соперника в океане, следовала принципу, что имущество неприятеля, находящееся на нейтральных кораблях, подлежит захвату. Из-за этого торговля нейтральных наций не только подвергалась обидным придиркам, но и несла значительные убытки; совершенно так же в начале войны она сочла для себя выгодным установить на бумаге блокаду французских портов. Нейтральные державы, конечно, возмущались против такого произвола, но 1761 г. был неподходящим для вооруженного протеста, и из всех держав Испания наиболее рисковала в войне. Англия имела тогда в строю сто двадцать линейных кораблей, кроме состоявших в резерве, с экипажем в семьдесят тысяч матросов, обученных и закаленных пятью годами непрерывной войны на море, избаловавшей их победами. Флот Франции, который в 1758 г. насчитывал семьдесят семь линейных кораблей, в 1759 г. потерял из них двадцать семь, захваченных англичанами, и еще восемь, уничтоженных ими, не считая и множества погибших фрегатов. Действительно, как уже было указано, сами французские писатели признавали, что флот их был разрушен до основания. Испанский флот насчитывал около пятидесяти кораблей; но личный состав его, если только он не отличался весьма сильно от того, каким был до и после рассматриваемого времени, должен был стоять на весьма низком уровне. О слабости Испанской империи, не имевшей полноценного флота, выше уже говорилось. Нейтралитет, хотя иногда и нарушаемый, был для нее гораздо выгоднее, позволяя ей восстанавливать свои финансы и торговлю и увеличивать внутренние ресурсы, – но для этого ей требовался еще большой промежуток времени. Несмотря на это, король, под влиянием семейных чувств и затаенной обиды против Англии, поддался доводам хитрого Шуазеля, и 15 августа 1761 г. был подписан фамильный договор между двумя коронами. Этот договор, к которому должен был также присоединиться король Неаполя, гарантировал их взаимные владения всей мощью обоих королевств. Это было само по себе серьезное предприятие; но кроме того имелся секретный пункт, согласно которому Испания обязалась объявить войну Англии 1 мая 1762 г., если к тому времени последняя не заключит мира с Францией. Переговоры такого характера не могли держаться совершенно в тайне, и Питт узнал достаточно для того, чтобы убедиться, что Испания таит против Англии враждебные намерения. Со своей обычной надменной решительностью он хотел предупредить ее объявлением войны, но влияние оппозиции против него в совете нового короля было слишком сильно. Не сумев склонить на свою сторону министерство, он отказался от своего поста 5 октября 1761 г. Вскоре после того его предсказания оправдались. Испания горячо желала не нарушать мира только до тех пор, пока не пришли из Америки корабли с золотой монетой, столь необходимой для ведения войны. 21 сентября флот галеонов благополучно стал на якорь в Кадиксе, и 2 ноября британский посланник известил свое правительство, что «два корабля благополучно прибыли из Вест-Индии с необыкновенно ценными
