ежегодно предпринимал походы на Константинополь и однажды осаждал его с суши и с моря целых три года.
При этом Муавия никогда не терял способность подшучивать над самим собой — качество, столь редкое для политиков, не говоря уже о завоевателях. С годами он сильно растолстел (возможно, именно по этой причине он первым из арабских монархов стал возлежать на троне, а не сидеть на подушках, как то было в обычае у всех предшествующих правителей). Однажды он решил поддразнить еще одного пожилого толстяка-придворного: «Хотел бы я иметь невольницу с такими ножками, как у тебя». «И такой задницей, как у тебя, повелитель правоверных», — парировал старик. «Что ж, это по- честному, — рассмеялся Муавия. — Затевая что бы то ни было, подумай о последствиях». Он весьма гордился собственной легендарной сексуальной мощью, но даже тут было место шутке: как-то раз, когда Муавия уединился с одной наложницей-хорасанкой из своего гарема, ему привели новую невольницу, и он тут же овладел ею. Отослав невольницу, Муавия снова обернулся к хорасанке, весьма гордый своим «львиным» подвигом: «Как по-персидски лев?» — спросил он. «Кафтар», — ответила девица. «Я — кафтар», — хвастался халиф перед своими придворными, пока один из них не поинтересовался, а знает ли повелитель правоверных, кто такой «кафтар». «Лев?» — «О нет, повелитель. Хромая гиена!» — «Что ж, — смеялся Муавия, — хорасанка знает, как отомстить за себя».
Муавия умер, дожив почти до 90 лет, и его беспутный сын Язид, никогда не расстававшийся с ручной обезьянкой, был провозглашен халифом на Храмовой горе. Враги нового халифа глумились над ним: «Язид — пьяница, Язид — блудник, Язид — пес, Язид — обезьяна, окутанная винными парами!» Скоро в Аравии и в Месопотамии вспыхнули два мятежа, постепенно разгоревшиеся во вторую гражданскую войну в мусульманском мире.
Одно из этих восстаний поднял Хусейн, внук пророка Мухаммеда и сын Али, мечтавший отомстить за смерть своего отца. Однако он был разбит и обезглавлен в Кербеле (совр. Ирак), и его мученическая смерть привела к окончательному расколу мусульманской уммы на суннитское большинство и шиитское меньшинство, «партию Али»[123]. Однако и сам Язид правил недолго: уже в 683 году он умер, и через некоторое время арабские войска в Сирии провозгласили халифом рассудительного и прозорливого, хотя и престарелого Марвана ибн аль-Хакама. По смерти Марвана (апрель 685 года) его сын Абд аль-Малик был провозглашен повелителем в Дамаске и Иерусалиме. Но доставшаяся ему империя была шаткой и непрочной: Мекку, Месопотамию и Персию контролировали мятежники. И все же именно Абд аль-Малик украсил венец исламского Иерусалима драгоценной жемчужиной.
Абд аль-Малик не терпел глупцов. Когда некий вельможа начал неумеренно восхвалять его, халиф резко оборвал подхалима: «Не льсти мне. Я знаю себя лучше, чем ты». На немногих известных его монетах Абд аль-Малик предстает суровым, худощавым человеком с орлиным носом. У него были вьющиеся волосы до плеч, и он носил длинные парчовые одеяния; на поясе у него всегда висел меч. Впрочем, его критики позднее писали, что у Абд аль-Малика были якобы слишком большие, выпученные глаза, сросшиеся брови, выдающийся вперед торчащий нос, заячья губа, а изо рта у него так ужасно пахло, что за глаза халифа звали Отравителем. В любом случае это был еще один царственный охотник до плотских утех, нередко рассуждавший на темы любви: «Тот, кому невольница нужна для наслаждений, пускай берет берберку; тому, кто хочет, чтобы она родила ему сына, стоит выбирать среди персиянок, а тот, кому нужна домашняя прислуга, пусть выбирает гречанку». Абд аль-Малик прошел суровую школу жизни. В 16 лет он командовал одной из армий в войне против Византии; на его глазах убили его дядю — халифа Османа; став духовным и военным вождем мусульман, Абд аль-Малик никогда не страшился замарать руки. Свое правление он начал с покорения Ирака и Ирана. Захватив вождя мятежников, он подверг его публичным пыткам на виду у всех жителей Дамаска; затем халиф надел пленнику на шею серебряный ошейник и водил его по городу, словно собаку, а потом «попрал ногой его грудь, убил его и бросил его голову его сторонникам».
Мекка на тот момент была еще вне его власти, но Абд аль-Малик завладел Иерусалимом, который он почитал не меньше, чем Муавия. Халиф вынашивал идею воссоздания единой исламской империи после второй гражданской войны — империи, сердцем которой должны были стать земли Билад аль-Шамс — Сирия и Палестина; он планировал проложить новую дорогу между Дамаском и Иерусалимом[124]. Еще Муавия собирался построить здание над Камнем основания; теперь Абд аль-Малик распорядился передать все налоги, собранные с Египта за семь лет, на строительство Купола Скалы.
План сооружения отличался утонченной простотой: на восьмиугольном в плане основании возвышался барабан, на котором покоился купол диаметром около 20 метров. Красота, величие и изысканная скромность Купола не уступают его загадочности: мы не знаем точно, для чего аль-Малик построил это здание — халиф так и не объяснил этого. Купол Скалы (Куббат ас-Сахра) — это не мечеть, однако это, несомненно, какое-то святилище. Восьмиугольный план отсылает к христианским
Камень основания — это место, где некогда пребывали Адамов рай и Авраамов жертвенник. Давид мечтал воздвигнуть здесь Храм, а Соломон исполнил эту мечту. Наконец, это место посетил Мухаммед во время своего ночного Путешествия и Вознесения. Таким образом, Абд аль-Малик как бы пересоздал иудейский Храм, посвятив его истинному Божественному Откровению — исламу.
Центрическое сооружение не ориентировано вдоль какой-то одной центральной оси. Камень обрамлен тройным кольцом — внешние стены, проходящая внутри вдоль них восьмиугольная в плане аркада и, наконец, еще одна аркада непосредственно вокруг Камня, прямо под купающимся в
