Жалею, что не успел толком расспросить Юрия Андреевича о многих вещах и об этом фильме тоже. Хотя мне в последние годы его жизни не раз случалось пить чай в его квартире на углу Белинского и Ошарской и слушать удивительную, писательскую русскую речь.
…Шестидесятые годы были временем надежды. И впереди у Юрия Адрианова были десятки сборников стихов, которые полюбят нижегородцы. Среди них – «Китежская Русь». Впереди одна из лучших в истории края книг о его прошлом «Нижегородская отчина». В ее названии Адрианов воскресит, вернет современникам это прекрасное древнее слово. Там будет очерк «Голубое око Светлояр-озера» И в этом очерке найдутся точные слова, передающие то, что испытываешь на пороге града Китежа: здесь «не остывает напряженная, послегрозовая тишина».
«Молчит Светлояр-озеро, упрямо, по-кержацки молчит…
Откуда появилось оно в этом краю, где в глубине лесов лишь болота, изъеденные ржавчиной, да крохотные камышовые старицы еле слышных речек – вечерние водопои сторожких лосей.
Озеро непостижимо-прозрачное, словно упал когда-то в чащобу огромный серебристый колокол и наполнился его шелом этой родниковой тишиною.
…Когда я читаю “Слово о погибели русской земли” – “светло-светлой, украсно-украшенной земли”, где были “озера многочисленные, реки и колодцы местнопочитаемые, горы крутые, холмы высокие, дубравы чистые, поля дивные”, – то невольно думаю о светлоярской сини, о древней легенде про Китеж- град…
Это глухое, давнее сказание веками держало в каком-то колдовском оцепенении весь заволжский край. Кажется, даже леса прислушивались к непонятной тишине озера, ожидая неясного часа – услышать благовест ушедших в глубины китежских храмов…
И гасли с годами лица людей былых поколений, словно иконы древнего письма, а неведомая сила погибшего града тянула к озеру, к тихому родничку в ближайшем лесочке, где, говорят, споткнулся конь проклятого Батыя и хан в страхе суеверном повернул толпы “агарян” к югу, вспять от заповедных лесов Северной Руси.
…В мокром логе, в овражке, стоит небольшой сруб, откуда начинается ручей, что нежданно выбил к свету из-под копыта вражьего коня.
Так уверяли одни. Другие говорили, что конь Батыя споткнулся у кордона Конь (ведь так и зовется – Конь!). Но дело не в этом, главное – в этих сказаниях есть гордое убеждение, что здесь, в междуречье Керженца и Ветлуги, захлебнулось нашествие. Встали на его пути вместо павших дружин Георгия Всеволодовича русские леса, повернули к недругам свои гневные очи. И отхлынула орда, сила степная, перед их неодолимой стеной. По неведомой дороге покатилась лавина всадников, оставив после себя только ветхие обрывки столетних преданий…
Отчужденностью от жизни, от всех мирских забот, звучало на Руси слово “Светлояр”.
Если откинуть налет кержацкой исступленности поклонения сказаниям китежским, то встанет и зазвучит вновь одна из самых поэтических повестей Древней Руси – ратная повесть о мужестве предков. Есть в ней самоотверженность во имя Родины, что с самых истоков жила в народе нашем, в слове его. Живет она от изначальных времен и поныне. Порою скрытая, незаметная, но встанет лихолетье, и это чувство прорывается из каждой души, словно тот неумирающий родничок живой воды, что пробился к солнцу даже из-под копыта вражьего коня…
Светлояр поначалу часто разочаровывает. Его обаяние приходит не сразу. Легенда помогает прислушаться к тишине озерных вод, увидеть прекрасное.
Любопытно, что в русских и славянских преданиях грады, ушедшие из мира в пору лихолетий, – это “озерное поклонение” – встречается не однажды.
Советский писатель Сергей Марков, тонкий знаток истории Сибири, в своей книге “Земной круг” пишет, что еще в прошлом веке алтайские кержаки твердили о звонах колокольных где-то в самом сердце Азии, в таинственной, якобы обжитой русскими земле, на озере Лобнор, в сказочном Беловодье…
Есть что-то языческое в светлоярских поклонениях. Наверное, когда-то здесь, в глухомани, было святилище. Защищенные кольцом лесов, труднодоступных для христианских миссионеров, здесь дольше поклонялись славянским богам. И, даже приняв крещение, здешний люд причудливо смешивал старые обычаи с новыми. Культ природы соединился с обрядами христианской церкви, освежив ее суровый византийский аскетизм.
Сколько дорог и судеб пересеклось на этой земле!
Память о них хранит озеро.
Меркнет ввечеру его око, засыпает.
Падает в леса червленый щит солнца. Остается тишина сумерек, наполненных запахом влажных болотных трав и незримыми образами мужества и скорби русской земли.
Молчит Светлояр-озеро, упрямо, по-кержацки молчит…»
Как знать, может быть, всего несколькими днями позже на берегу озера оказался Илья Глазунов, известный своим непреходящим интересом к судьбам Родины, русский портретист, создатель огромной галереи образов выдающихся соотечественников. В 60-х годах мало кому известный еще художник Глазунов отправился в село Владимирское, на Светлояр, потому что понимал: не увидев его, он просто не сможет работать над заказанными ему иллюстрациями к роману «В лесах» Павла Мельникова. Эту свою поездку он опишет потом в очерке «Нижегородская панорама».
«Все так же за синими далями в лесах, в полях лежит древняя земля, повитая неумирающими легендами, все так же таинственно поет могучий
