вправе сказать, что я не представил фактов, опровергающих обвинение, когда новое следствие не подтвердит моих утверждений.
– Господин прокурор, желаете ли вы что-либо возразить по поводу ходатайства обвиняемого?
– По мотивам трех родов, а именно: дисциплинарного, формального и фактического, ходатайство подсудимого Лахнера должно быть оставлено без последствия. В объяснение первого имею честь доложить суду, что господин военный министр в отношении от сегодняшнего числа предписывает суду безотлагательно приступить к разбору дела и вынесению приговора. В объяснение второго сошлюсь на то, что все протесты о неполноте расследования и необходимости передопросов, равно как и заявления, касающиеся новых, только что обнаруженных обстоятельств дела, могут быть сделаны представителем обвинительной власти, членами суда или обвиняемым только до того момента, пока председательствующий не объявит судебного следствия законченным. В объяснение третьего должен заявить, что графиня фон Пигницер выехала из Вены и ее настоящее местопребывание суду неизвестно.
– На основании дискреционного права председателя объявляю подсудимому, что его ходатайство отклонено, – произнес председатель. – Предлагаю суду приступить к вынесению приговора. Господа судьи! Еще раз напоминаю вам, что вы должны высказывать свое мнение о виновности или невиновности обвиняемого только по внутреннему убеждению, не давая себя увлекать чувствам злобы или дружбы, симпатии или ненависти. При этом не следует забывать, что от вашего решения будет зависеть то, что составляет наивысшее богатство человека на Земле, а именно – жизнь, честь и свобода обвиняемого. С другой стороны, нельзя забывать и то, то всякая сентиментальность, всякое милосердие, не основанное на внутреннем убеждении в невиновности подсудимого, явились бы преступлением против долга, нарушением нашей военной присяги. Итак, суд приступает к вынесению приговора! Стража, выведите обвиняемого!
Двое часовых повели Лахнера к дверям.
В этот момент Левенвальд, который все время надеялся, что Лахнер выкажет растерянность, слабость, подскочил к подсудимому и, остановив его в самых дверях, произнес:
– Хотя приговор еще и не вынесен, но я говорил с членами суда раньше и знаю их настроение. Могу успокоить подсудимого: к расстрелу его не приговорят. Нет, разве это было бы возможно? Разве собаки стоят пороха и свинца? К повешению, голубчик, к повешению! Вот к чему тебя приговорят!
Левенвальд рассчитывал, что это заявление сломит твердость Лахнера, нанесет ему болезненную рану. Но тот только грустно взглянул на него и сказал:
– Граф Левенвальд, лежачего не бьют! Да и не все ли равно, от чего умереть?
Это до такой степени взбесило Левенвальда, что он крикнул:
– Только негодяй не дрожит перед виселицей! Положим, ты должен был знать, что иная смерть тебя все равно не постигнет.
– Граф Левенвальд! – все так же почтительно, грустно и спокойно возразил Лахнер. – Я полагаюсь на Божеское и человеческое правосудие, и если последнее запоздает, а первого на мою долю не достанется, то я сумею умереть, как подобает мужчине. Я понимаю ваш гнев и жалею о том, что должен обмануть человека, которого от души уважаю. Увы, я – орудие в чужих руках!
– Фразы! – холодно кинул ему Левенвальд и, отвернувшись, возвратился на свое место.
Лахнера вывели. Председатель приступил к опросу членов суда, начиная с низшего по чину. Таковым был рядовой Петр Штрунк, только что зачисленный в гренадерский императрицы Марии-Терезии полк.
– Рядовой Петр Штрунк, считаешь ли виновным подсудимого?
– Ну да… то есть… конечно.
– Надо выражаться вполне определенно!
– Возможно, что и виноват.
– Значит, ты сомневаешься в действительности обвинения?
– Ой, как можно!
– Если ты не сомневаешься, то должен считать его виновным.
– О господи, вы бы, господин полковник, сразу сказали, что я должен считать его виновным.
Председатель разъяснил, что Штрунк не понял его.
Это совсем испортило дело: Штрунк отказывался высказать свое мнение, говоря, что «господа офицеры» лучше его знают. В конце концов и с большим трудом председателю удалось вынудить его ответить: «Да, виновен!»
Тогда председатель обратился к другому рядовому.
– Рядовой Теодор Гаусвальд, считаешь ли ты обвиняемого Лахнера виновным?
– Нет, – твердо ответил Гаусвальд.
Все члены суда удивленно поглядели на солдата, а председатель обменялся с прокурором недовольным взглядом. Хотя для приговора требовалось простое большинство, которое было обеспечено, но предстояла еще конфирмация[35] приговора, а, по установившемуся обычаю, императрица как шеф полка и император как верховный главнокомандующий неизменно заменяли смертную казнь пожизненным заключением в крепости, если находились голоса, высказывавшиеся за невиновность. Между тем в конфиденциальной бумаге военного министра настоятельно обращалось
