закрытые зелеными занавесками, пропускавшими слабый свет. Окна верхнего этажа были закрыты ставнями, сквозь щели которых точно так же пробивался свет. Этот дом стоял на пригорке, с которого виднелись окрестные дома, сверкавшие огоньками.
Дул влажный теплый ветер, под дыханием которого снег, покрывавший землю, таял и сбегал весело журчащими ручейками. Это журчание далеко разносилось вокруг, так как дом был овеян какой-то таинственной тишиной: ни звука не доносилось из него.
Этот дом находился под самым Баденом и принадлежал графине Пигницер.
Три таинственные фигуры, бродившие возле ее дома, подозрительно огляделись по сторонам и вдруг увидели, что от города движется какая-то светлая точка. Последняя подходила все ближе, и вскоре можно было разглядеть женщину, несшую в руках фонарь, которым она освещала себе путь. Тогда трое незнакомцев скрылись за угол дома.
Женщина с фонарем подошла к палисаднику, взяла комок снега и бросила в окно нижнего этажа.
– Кто там? – отозвался чей-то мужской голос.
– Скажите Фанни, что пришла горничная от Кохари.
Наступила продолжительная пауза. Затем окно открылось, там показалась белокурая женская головка и окликнула пришедшую:
– Это ты, Лоттхен? Что так поздно?
– Ах ты, наседка! – весело отозвалась гостья. – Ведь теперь только половина восьмого!
– В Бадене в восемь часов – все равно что в Вене в два часа ночи!
– Я пришла за тобой, у нас вечеринка. Господ нет дома.
– Ой, вот-то хорошо бы пойти! Но, к сожалению, нельзя.
– Почему?
– Графиня не пускает.
– Я попрошу за тебя.
– Не поможет. Я должна спать с ней.
– Ты шутишь?
– Ну конечно, нет. Госпоже является привидение, и она боится.
– Вот страсти-то! Должно быть, это дух старика Мюллера, прежнего владельца этого дома?
– Нет, это дух польского дворянина, графа Турковского, которого казнили в Вене. Сама-то я не видела его, но графине он чудится постоянно.
– Может, она это только выдумывает?
– Я и сама так думаю, а то ни за что не осталась бы у нее служить.
– Неужели мне идти домой без тебя?
– Ничего не поделаешь, дорогая Лоттхен, спасибо за приглашение.
– Ну так спокойной ночи!
– Спокойной ночи, Лоттхен!
Вдруг Лоттхен пронзительно взвизгнула, всплеснула руками, бросила фонарь и стремглав кинулась прочь от дома.
Причиной ее испуга был один из упомянутых нами незнакомцев, неосторожно высунувшийся из-за угла. Лоттхен, воображение которой было напряжено «страшным» рассказом подруги, приняла его за привидение и кинулась искать спасения в бегстве.
Этим неосторожным оказался гренадер Вестмайер, который вместе с Биндером и Ниммерфолем подслушал разговор обеих горничных.
– Итак, – сказал Ниммерфоль, – графиня верит в привидения?
– Это доказывает, что она не в ладах с собственной совестью, – отозвался Биндер.
– Однако нам более нечего колебаться и медлить, – сказал Вестмайер. – Надо войти в дом и привести в исполнение наш план. Но впустят ли нас? Вот вопрос.
В этот момент дверь подъезда заскрипела, оттуда вышел старый слуга и тревожно огляделся по сторонам. Он хотел узнать, чего ради глупая Лоттхен вдруг закричала, и поэтому вышел. Невдалеке на земле лежал какой-то блестящий предмет. Это был фонарь, брошенный горничной при бегстве. Слуга некоторое время колебался, отходить ли ему от дверей, но любопытство одержало верх, и в конце концов он все-таки направился к блестевшему предмету. Этим воспользовались наши друзья и, бесшумно вынырнув из-за угла, встали у самых дверей.
Слуга, подняв фонарь, задумчиво повернул обратно, но, заметив незнакомцев, остановился, словно окаменелый, и даже попятился назад.
Биндер строго окликнул его. Когда же слуга вместо того, чтобы подойти, опасливо отступил на шаг, Биндер сам пошел к нему навстречу, распахнув плащ.
Слуга увидал под плащом мундир с золотым шитьем и сверкавшие ордена. Это убедило его, что перед ним не какие-нибудь злоумышленники, и он поспешил подскочить к ночным посетителям.
У Биндера действительно был очень представительный вид. Искусный грим старил его лет на десять, а генеральский мундир придавал внушительный
