ему «на дорогу» добрый дядюшка. Биндера вызвали в канцелярию, где по случаю выступления полка в поход было очень много работы.
Только в десять часов Биндер и Вестмайер встретились в казарме. Прежде соседом Биндера по койке был Лахнер, но после его ареста пустующую койку занял Вестмайер.
– Нет ли каких-нибудь новостей, Биндер? – спросил его Вестмайер.
– Нет, брат, ничего нет. Я просидел в канцелярии вплоть до этого момента, и никакой бумаги относительно Лахнера не поступало.
– Придет еще!
– Ох, Вестмайер, каждый раз, когда я вспомню недобрый взгляд Кауница, когда подумаю, что ему поручена проверка документов, то у меня душа уходит в пятки!
– Ты забываешь, что Кауниц будет действовать совместно с его величеством.
– Да, но подумай…
– Биндер, ты всегда был пессимистом. Я ничего не хочу думать, потому что совершенно уверен в спасении Лахнера. Оставь меня, я хочу спать!
– Ты просто бессердечный эгоист!
– Может быть. Но если ты не эгоист, то не станешь мешать мне спать!
С этими словами Вестмайер завернулся в одеяло и сделал вид, будто спит. Однако он был далек от мысли о сне, но сетования Биндера находили слишком большой отклик в его собственной тревоге, и потому он поспешил оградить себя броней мнимого равнодушия.
Биндер тоже попытался заснуть, но тревога не позволяла спокойно лежать. Повернувшись раз двадцать с боку на бок, он встал и, не одеваясь, вышел в коридор. Там он открыл форточку и принялся смотреть во двор.
Дул холодный ветер, обдавая Биндера ледяными брызгами. Однако гренадер не замечал холода и с пугливой надеждой всматривался во двор, освещенный парой тусклых фонарей.
Несколько раз слышалось звяканье цепей и запоров, калитка отворялась, и во двор входили люди. Но это был не желанный ординарец, а в большинстве случаев запоздавшие офицеры, торопившиеся перед отправлением в поход закончить свои личные дела.
Биндер начинал приходить в полное отчаяние, как вдруг в морозной тишине до его обостренного слуха донесся резкий топот быстро скачущей лошади. Этот топот сразу прекратился, видно было, что всадник осадил лошадь перед воротами казарм.
Действительно, вскоре послышалось скрипение отворяемых ворот, и во двор въехал всадник.
У Биндера душа замерла.
«Неужели это – спасение Лахнера!» – радостно думал он, боясь положиться на эту надежду.
А всадник громким, повелительным голосом крикнул:
– Эй, стража! Вызвать сюда дежурного офицера! Пакет от его величества!
Побежали в сторожку, доложили дежурному офицеру. Тот вышел во двор и принял из рук вестового офицера пакет.
– Наверное, тут распоряжения касательно завтрашнего выступления? – спросил он.
– Не знаю, право, – ответил вестовой. – Я получил этот пакет из рук секретаря его величества с приказанием скакать во весь дух, так как он содержит весьма важные распоряжения, но какие именно, понятия не имею. Во всяком случае, мне приказано передать, чтобы пакет немедленно был вручен господину полковнику графу Левенвальду.
Не помня себя от радости, Биндер бросился обратно в спальню.
– Прибыл курьер от императора! – сказал он на ухо Вестмайеру.
Тот сделал вид, будто крепко спал и только сейчас проснулся.
– Ну и что же? – ворчливо сказал он. – Это еще не дает тебе права будить меня! Я понимаю, ты мог бы разбудить, если бы курьер не прибыл…
– Но, Вестмайер…
– Покойной ночи, господин Биндер! Я хочу спать и прошу не мешать мне!
Биндер улегся и хотел последовать примеру Тибурция. Но радость так волновала его, что он почти до самого утра беспокойно проворочался на своей койке.
Было еще очень рано, когда в спальню вошел капрал и весело крикнул:
– Ребята, пять часов! Через два часа мы уже выступим в поход на пруссаков!
Пробили зорю, и солдаты принялись поспешно одеваться. В половине седьмого все гренадеры были уже выстроены на дворе, куда прибыло высшее военное начальство – маршалы Ласси и Лоудон.
Маршалы пропустили мимо себя солдат церемониальным шагом под бравурные раскаты военного марша. Затем появилась стража, которая вела закованного Лахнера.
Осужденного подвели к тому мету, где стоял Левенвальд с адъютантом, в руках последнего была какая-то бумага.
Когда Лахнера подвели, страже было приказано отойти, и адъютант громко прочел:
