«Мы, Божьей милостью, Иосиф Второй, император римский, король германский и иерусалимский и прочая, и прочая, объявляем нижеследующее. Одиннадцатого числа сего месяца временным военным судом, собравшимся для суждения на основании статьи 30 устава военно-судебного о виновности рядового Фомы Лахнера был вынесен оному Лахнеру обвинительный приговор, коим рядовой Лахнер был признан виновным в дезертирстве, нарушении дисциплины, измене присяге, заговоре на ниспровержение существующего строя и осужден к смертной казни через повешение. Между тем при личном рассмотрении обстоятельств дела мы не только не нашли достаточных оснований к постановлению такого приговора, но и убедились в полной невиновности рядового Лахнера в предъявленном нему обвинении. Поэтому сочли мы за благо: 1) объявить временному военному суду, в составе его одиннадцатого числа сего месяца, строгий выговор за легкомысленное и поверхностное отношение к своим обязанностям; 2) кассировать приговор о смертной казни через повешение рядового Лахнера, прекратить всякое дальнейшее следствие по этому делу и немедленно выпустить на свободу невинно осужденного, коего предписывается считать по суду оправданным. Кроме того, во исполнение высочайшей воли ее величества императрицы Марии-Терезии рядовому Фоме Лахнеру предоставляется право немедленно выйти в чистую отставку или же вновь вступить в любой из пеших полков. Дано…» и т. д.
В тот же момент с Лахнера упали оковы – он был свободен, знак его осуждения и позора лежал на земле.
Насколько Лахнер был тверд и невозмутим при выслушивании обвинительного приговора, настолько же твердо встретил он и этот милостивый указ, спасавший его в тот самый момент, когда гренадер уже видел себя одной ногой в позорной могиле. Он преклонил колени, громко возблагодарил Бога и их величеств за дарованную ему милость и спокойно встал снова.
– Ну-с, можешь идти куда глаза глядят! – нетерпеливо сказал ему Левенвальд.
– Нет, господин полковник, – сказал Лахнер. – Я слышал, что войска двигаются в поход. Раз я служил в мирное время, то не уйду в тот момент, когда отечеству особенно дорог каждый солдат!
– В каком же полку хочешь ты служить?
– Я хочу остаться гренадером в полку императрицы Марии-Терезии!
Левенвальд недовольно сдвинул брови.
– Советую тебе, Лахнер, перейти в другой полк! У меня слишком много оснований быть недовольным тобой, чтобы ты мог здесь выслужиться!
– Господин полковник, – твердо ответил Лахнер, – я ставлю своей задачей постараться исправить всякое недовольство, когда-либо причиненное мною вам. Поэтому я пользуюсь предоставленным мне высочайшей милостью правом и остаюсь в полку, вверенном вам, господин полковник!
По приказанию полковника из рядов вышел поручик с развернутым знаменем.
Барабан забил «к молитве».
Лахнер встал на колени, поручик громко сказал:
– От имени их величеств, императрицы Марии-Терезии Первой и римского императора Иосифа Второго, объявляю рядового гренадера Фому Лахнера, осужденного временным военным судом от одиннадцатого числа сего месяца к смертной казни через повешение, восстановленным в чести! – Поручик три раза взмахнул знаменем над склоненной головой Лахнера, говоря: – В первый раз, во второй раз, в третий раз. Этим с рядового Лахнера снимаются всякий стыд и позор, и каждый, кто осмелится укорить его, Лахнера, произведенным над ним следствием и судом, подлежит строжайшему наказанию в дисциплинарном порядке.
Барабан залился торжественной дробью, Левенвальд приказал Лахнеру встать и сказал:
– Можешь вступить в прежнюю роту и взвод на прежнее место и постарайся оправдать высочайшую милость, запрещающую производить дальнейшее дознание о твоем проступке. Полоборота направо! Шагом марш!
Лахнер промаршировал вдоль фронта вплоть до левого фланга под радостные возгласы товарищей. Гренадер Талер, стоявший на его месте, должен был податься назад, и Лахнер вновь очутился среди старых друзей.
Командир прокричал слова команды, барабаны затрещали, трубы загудели, и полк выступил в поход.
Лахнер весело маршировал в столь бодрой барабанной трескотне. Он чувствовал себя легко и свободно. Он добился восстановления чести возлюбленной Эмилии, и теперь ему приходилось думать только о себе, о своей карьере. Но в военное время храброму солдату предоставляется широкое поле действий, где он может отличиться и выслужиться. Императорским приказом с него сняты ограничительные запреты, не дававшие прежде выслужиться несмотря ни на что. Значит, стоит ему только выбиться из нижних чинов в офицерские, и тогда он с большим правом сможет взирать на Эмилию.
Юная фантазия увлекала на вершины счастья, взор бодро вперялся в будущее…
Гренадеры императрицы
«Тра-тара-тата, тра-тара-тата!» – весело заливались барабаны, оглашая улицы Вены залихватскими трелями.
– Гренадеры императрицы идут! – кричал «мальчишек радостный народ», высыпая на улицу и принимаясь маршировать с проходившими солдатами.
По пути следования полка открывались все окна, и женское население столицы торопилось полюбоваться на рослые фигуры и красивые лица солдат, причем не одна молодая жена пожилого мужа кидала на последнего презрительный взгляд, лишний раз тоскливо вздыхая и жадно переводя взор на
