– Луиза, – сказал Иосиф после того, как они отчасти утолили голод, – мне хотелось бы спросить тебя кое о чем…
– Так спроси, – улыбнулась молодая женщина, по-кошачьи пригибаясь к Иосифу и спрятав раскрасневшееся лицо на его груди.
– Я не понимаю… Ведь не теперь же ты меня полюбила…
– Я полюбила тебя с первого взгляда!
– Вот я и не понимаю: как могла ты защищать Эмилию, покровительствовать нашей любви, раз сама любила меня?
– Это было совершенно бескорыстно, но не так уж глупо. Препятствия только раздувают костер любви и превращают простую склонность в сильную страсть. Может быть, если бы тогда я не помогала вам, теперь ты пламенно любил бы ее и был бы потерян для меня!
– Но ты ведь не могла руководствоваться столь сложным расчетом?
– Видит Бог, я и не руководствовалась им! Просто я слишком сильно любила тебя, больше, чем себя. И я говорила себе: «Если не могу быть счастливой я, то пусть хоть он будет счастлив!»
– Милая!
– Но маленькая надежда у меня все-таки была. Я думала: «А вдруг он поймет, что это – не то, что ему нужно? Вдруг он все-таки заметит меня и мою страсть?» Временами я впадала в отчаяние и хотела уйти в монастырь, чтобы там похоронить свою несчастную любовь, но меня не оставляла надежда на Божью милость. Когда баронесса попала под следствие, то я очень перепугалась. Я боялась, чтобы это не подлило масла в огонь твоей любви. Поэтому я изо всех сил старалась, чтобы Эмилия не понесла незаслуженной кары…
– Но обыкновенно женщины действуют и рассуждают совершенно иначе!
– Да, любимый, ты прав. Но, может быть, поэтому-то так мало счастливых женщин: это была бы неправильная тактика. Однако я действовала так не из корысти – я искренне любила тебя, только мне не хотелось, чтобы ты пал жертвой самообмана. Мне почему-то всегда казалось, что ты не можешь любить Эмилию по-настоящему. Она очень милая, очень чистая и очень хорошая женщина, но… она не для тебя. Она создана быть верной женой среднему человеку, она не может понять, что бывают положения, когда нельзя с кем-то встать вровень. Твоя любовь сама по себе почетнее, чем брачный венец. А она больше всего страшилась бесчестья, которое видела в незаконной связи. Ах, да разве можно думать об этом, когда любишь!
– Я благодарю Бога, Луиза, что он дал мне возможность прозреть и увидеть твою любовь. Теперь я молю его об одном: чтобы он дал и мне, и тебе долгую-долгую жизнь. Можем ли мы теперь прожить друг без друга?
– О, нет! Теперь нет!
– Конечно, на короткое время нам придется расстаться, но я надеюсь, что это будет очень недолго…
– Расстаться? Но почему?
– Война…
– О, я все еще надеюсь, что эта война не разразится!
– Я должен огорчить тебя, Луиза: война уже началась! Только что прибыл курьер с извещением, что прусский король вторгся в пределы Богемии!
Луиза закрыла лицо руками и несколько минут просидела в молчаливом отчаянии.
– Ах, чего бы не дала я, лишь бы прекратить эту несчастливую войну! – сказала она наконец.
– Полно, Луиза, о счастливом или несчастливом исходе войны можно судить только по ее окончании!
– Эта война несчастлива потому, что она неправая!
Иосиф с улыбкой посмотрел на княгиню и сказал без всякого высокомерия и иронии:
– Что можешь понимать ты, женщина, в государственных делах и в государственном праве?
– Больше, чем ты думаешь, Иосиф. Я много работала по этому вопросу вместе с покойным мужем, компетенция которого тебе известна, и научилась разбираться в спорных претензиях. По приезде в Вену я не оставила своих работ, потому что ее величество почтила меня своим доверием и зачастую поручала готовить ей справки по каким-либо вопросам, а вследствие этого у меня и оказались ключи всех библиотечных шкафов. Попутно я ознакомилась и с баварским вопросом. У Австрии нет прав на Баварию, и попытка присоединить ее является действительно самовольным уничтожением ленных прав!
– Луиза, ты говоришь о том, что плохо знаешь! Австрия ничего не присоединяет и никого не подавляет. Вопрос о Баварии – это дело частного соглашения между курфюрстом и австрийским эрцгерцогом. Всякий вправе распоряжаться своей собственностью!
– Говорил бы ты так, если бы твоей державной матушке пришло в голову продать Австрию соседней державе? Нет, Иосиф, корона не является частной собственностью, которой можно распоряжаться как угодно!
– Луиза, мне не хочется превращать наш первый брачный вечер в какую-то дипломатическую конференцию, где люди упражняются в диалектике. Скажу тебе одно: ты рассуждаешь, как женщина, как человек, а я – как венценосец. То право, о котором ты говоришь, создано людьми. Но есть высшее право, право божественное. Кто может судить Бога? Никто! Кто может судить венценосца? Только Бог! Человек преследует невинность, покровительствует пороку – он достоин суда. Но разве не преследовал Господь своим гневом Иова, отдав его, добродетельного, во власть сатане[40]? Кто же может осуждать Господа за это? Вспомни, Господь часто карает невинных, отнимает у слабых, разоряет, убивает. Что же, разве не богохульник тот, кто усомнится в божественной необходимости той участи, которую готовит Господь человеку? Человек не может знать и
