человек, а поступили, как дурак.
– Я не стану отвечать на ваши оскорбления, Бонфлер, потому что не время теперь сводить личные счеты. Отчитываться в своих действиях я тоже вам не обязан…
– Нет, обязаны! Раз мы мошенничаем вместе, так вы уже не можете действовать как самостоятельная единица.
– Да, но я не должен также жертвовать своим личным счастьем. Какой же смысл тогда пускаться на обман, раз с его помощью я не могу устроить свою личную жизнь?
– А для чего вам понадобился арест студентов?
– Неужели вы не понимаете, что мне надо было вытравить из сердца Неттхен проклятого студента. Я доказываю, будто бы он ухаживает за графиней, а ревность – большое дело. Кроме Гаусвальда-младшего соперников у меня не было. Разлюби его Неттхен, и я могу рассчитывать на ее любовь. Вы говорите «могли заставить». Да разве добровольная любовь не приятнее подневольной?
– Уж будто вы так любите девчонку?
– Я и сам не знаю, люблю я ее или ненавижу. Знаю одно, что завтра я позабавлюсь на славу… Но все это не относится к нашему делу. Сообщения Гаусвальда очень важны, но нам они ничем не грозят. Никаких признаний у Ридезеля Лахнер вырвать не мог, потому что молодой Ридезель сам не очень-то посвящен во все подробности. Да и где тут? Разве, нанося смертельный удар, будет человек разговаривать о политике? Что касается поимки шпиона, то это, наверное, был самый простой военный шпион. Если бы там оказались какие-нибудь компрометирующие нас данные, то мы сразу были бы для верности арестованы. Помните, как князь обошелся с Лахнером? Не расспросил, не проверил, а прямо – бух! – и готово. Нет, нам бояться нечего, и сегодня мы опять произведем набег на секретный шкаф.
– Вы как хотите, а я отказываюсь, – решительно заявил Гаусвальд. – Я соберу свои пожитки и ночью убегу.
– Так я тебя и пустил! – иронически отрезал Ример. – Я сумею устеречь тебя, а если ты будешь пойман, то нескоро выберешься на свободу: князь сразу заподозрит тебя.
– Злодеи, – через силу сказал Гаусвальд. – Несмотря на то что мне вечно достаются одни гроши, я ради вас оклеветал единственного племянника, разбил его счастье, а вам и этого мало…
– Постой, милейший, – перебил его сетования Бонфлер, – об этом ты расскажешь как-нибудь в другой раз. Нам некогда слушать твои иеремиады[45]. Сегодня, ровно в двенадцать часов, ты отправишься с нами в кабинет князя Кауница и там поможешь нам добыть нужные документы, а потом можешь идти себе на все четыре стороны.
– Мало того, – добавил Ример, – если ты не хочешь ждать получения обещанной суммы, то я могу дать то, что тебе не хватает для выкупа отцовского дома. Ты говорил, что тебе недостает нескольких десятков дукатов? Так я тебе дам двести!
– Что с вами поделаешь, – угрюмо сказал старик. – Видно, придется опять… Только пусть мне дадут обещанные две сотни дукатов вперед, иначе я не согласен.
– Так пойдем со мной сейчас, Фома неверующий, – смеясь сказал дворецкий.
Все трое вышли из комнаты.
Когда шум их шагов смолк в коридоре, Неттхен с бледным как смерть лицом вышла из своего укрытия и прошептала:
«Так вот в чем дело. Значит, Теодор был прав! А я еще так верила старику! Ну, значит, все, все решительно ложь – и ухаживание за графиней, и кража часов, все, все! Теодор любит меня, а этот урод только жаждет «позабавиться». Ну, хорошо же, я позабавлю тебя! Надо сейчас же идти к князю и все рассказать ему. Но как же мне пробраться к нему таким образом, чтобы никто не видел? Да ведь князь сейчас у сестры! Скорее туда, там легче будет улучить минутку и обо всем рассказать!»
Неттхен быстро скрылась из комнаты.
Через полчаса князь вызвал Римера и заявил ему:
– Я недоволен тобой! Здесь ужасный воздух. Фу! Почему помещение не проветривали в мое отсутствие?
– Все время проветривались все апартаменты вашей светлости, – ответил Ример.
– Наверное, врешь! С тех пор как ты задумал жениться, ты стал манкировать своими обязанностями. Я сейчас уезжаю в канцелярию. Когда я приеду – это будет через час, – потрудитесь приготовить мне парадное платье и все, что нужно: у меня будет только-только времени переодеться. И сейчас же после моего отъезда открой во всех жилых комнатах окна.
– А когда прикажете закрыть их?
– Завтра. Я раньше утра не вернусь, еду к князю Голицыну на раут…
Ример с трудом подавил торжествующую улыбку.
– Да, вот еще что, – продолжал канцлер, – сюда из канцелярии принесут несколько больших ящиков с бумагами. Поставить их в кабинет. Ну, все… ступай.
Ример ушел и поспешил рассказать Бонфлеру о неожиданной удаче: князь ровным счетом ничего не подозревает.
