теперь, посватавшись за Неттхен, решил использовать их: он заявил, что поднесет их Зибнеру в конверте на другой день после свадьбы, если же последней не бывать, то расписки будут переданы генерал-аудитору.
Узнав об аресте Римера, Зибнер до такой степени встревожился, что стал серьезно помышлять о самоубийстве. Каково же было его счастье, когда Неттхен сообщила об уверениях князя, что преследовать вахмистра не будут, что бы ни вздумал показать Ример, и что даже без его, Кауница, защиты Зибнеру ничего не грозит, ведь железо до продажи было исключено из списков имущества и свалено в кучи без надзора, следовательно казна как бы отказалась от него.
Поэтому, когда Неттхен обратилась к отцу с мольбой не препятствовать более ее браку с Теодором Гаусвальдом, старик со слезами дал согласие и благословил дочь.
Оставалось обойти еще одно препятствие: офицер не мог жениться на девице недворянского звания. Но об этом Гаусвальд заботился меньше всего. Он подал в отставку, надеясь, что не пропадет.
Военные действия были прекращены, армии вернулись на места постоянных стоянок, вместо сабель и ружей заработали перья дипломатов, собравшихся на конгресс в Тешене. Вернулись в Вену и гренадеры. Князь Кауниц первым делом пригласил к себе поручика Лахнера и попросил молодого офицера вообще изредка навещать его, старика. Лахнер воспользовался этим, чтобы замолвить словечко за Гаусвальда – друга Лахнера, жениха Неттхен и жертвы Римера, и этого было достаточно, чтобы князь принял в нем самое горячее участие. В самом непродолжительном времени Гаусвальд был назначен сборщиком таможенных податей по Русдорферской линии.
Места таможенных сборщиков были своего рода синекурой. Работы было немного – только утром, а оплачивалась она довольно хорошо, потому что приходилось выбирать на подобные должности людей непоколебимой честности. Таким образом, перед Гаусвальдом открылись самые блестящие перспективы. В настоящем – свой домик, обеспеченное жалованье, небольшой капитал; в ближайшем будущем – любимая красавица жена, скромная, умная, обеспеченная, а далее – семья, повышения, восхождение вверх по ступеням служебной лестницы… Даже дух захватывало от счастья!
В несчастье у людей редко оказываются родственники. Но стоит только пролиться хоть слабому лучу счастья, как неизвестно откуда появляются родные.
Мать Гаусвальда принесла сыну известие, что ее дальний родственник, тайный советник Штиллер, один из членов верховной финансовой комиссии, то есть в данное время начальник таможенного сборщика, изъявил желание присутствовать при бракосочетании родственника, удостоенного монаршей и княжеской милости. Со своей стороны, и Неттхен, сияя от счастья, сообщила жениху, что ее дальний родственник, епископ Клостернбургский, изъявил согласие лично совершить обряд бракосочетания, если жених представится ему и попросит об этом. Гаусвальд исполнил желание честолюбивой Неттхен, съездил к епископу и получил его согласие. Вернувшись, он сообщил, что к десяти часам утра 26 июня 1779 года (этот день действительно отмечен в венских анналах) епископ прибудет в Русдорф и проследует со свадебной процессией в Вену, где и совершит таинство.
Итак, 26 июня все желания Гаусвальда должны были исполниться. Но если мы по секрету шепнем читателю, что начало этой главы происходит рано утром именно 26-го числа, то читатель должен будет подивиться выдержке бывшего гренадера, который даже в такой знаменательный день работал с полным хладнокровием и спокойствием.
Да, близился вожделенный час! Между восемью и девятью часами гости должны были собраться в квартире сборщика, в девять часов веселая процессия направится в церковь, после бракосочетания возвратится к завтраку в квартиру молодоженов, а оттуда – все поедут к баронессе Витхан, где молодых и гостей будут чествовать пышным банкетом.
Среди приглашенных читатель мог встретить многих старых знакомых. В списке гостей значились: барон фон Радостин, баронесса фон Витхан, тайный советник Штиллер, полковник Агатон, поручик Лахнер и прапорщики Биндер, Ниммерфоль и Вестмайер, фельдфебель гренадерского полка Плацль, родители жениха и невесты, придворный садовник Вестмайер и многие другие.
– Послушай, дружище, – сказал Ниммерфоль, – уже восьмой час, а ты все еще за работой.
– Что же поделаешь, если мне обещали прислать помощника, а он все не едет? Ну, да приедет еще.
– Смотри-ка, – сказал Биндер, – там катит кто-то. Уж не помощник ли?
– Вот наивный человек, – улыбнулся Гаусвальд. – Разве наш брат разъезжает в каретах?
– Да и в какой шикарной еще! Уж не епископ ли это?
– Нет. Разве ты не видишь, что на карете баронские гербы?.. Вот так штука. Ребята, да это Лахнер.
Действительно, карета с шиком подкатила к домику, остановилась чуть не на полном ходу, и оттуда выскочил смеющийся Лахнер.
– Ну, друг, – сказал ему Ниммерфоль, – с таким выездом ты еще быстрее сделаешь карьеру!
– Да это вовсе не моя карета, а Эмилии. Она прислала экипаж для новобрачных. Гаусвальд, ты что тут копаешься?
– Я прокопаюсь тысячу лет, если вы будете мешать мне. Вы лучше навестили бы Неттхен, а то она небось как начнет охорашиваться, так конца этому не будет.
– Ладно, – смеясь, ответили офицеры. – Едем, ребята.
Они уселись в карету и направились к дому вахмистра Зибнера.
