Эмилия на бедного Иосифа. Вообще баронессе Витхан везет на всякие истории – сколько их постоянно происходит с нею! Не изволили слышать про убийство, случившееся в прошлую ночь?
– Нет. А кого убили?
– Племянника маленького Кауница.
– Кауница? – удивленно переспросил Лахнер.
– Ну да, маленького Кауница – так прозвали графа Перкса, который старается во всем подражать князю Кауницу. Он одевается совершенно так же, имеет такой же выезд, такие же экипажи, нюхает тот же табак, заказывает те же кушанья, имеет такого же дога, как князь, и точно так же никуда не выходит без собаки. Старик бездетен и усыновил своего племянника Карлштейна. Последний считался богатым наследником: ведь у старого чудака колоссальное состояние. Но человек предполагает, а Бог располагает. Вчера молодого наследника убили.
– Но кто, где и за что?
– Убил его ревнивый любовник Эмилии Витхан. Как, вероятно, известно вашей светлости, баронесса Витхан и графиня Пигницер считались первыми красавицами Вены, и между ними было очень ожесточенное соперничество. Соперничали они не только из-за звания первой красавицы, но и из-за сердца нашего императора. Ну, да наш Иосиф – человек добрый и быстро помирил их: одарил каждую своей благосклонностью и сейчас же отставил от себя. Да еще бы ему поступить иначе! Ведь обе они в тысячу раз хуже той самой Лизетты, про которую я вам только что рассказывал, хуже не по красоте, разумеется, а по нравственности – ведь у Витханши вечные любовные истории, только она хорошо прячет концы в воду. И вот ее последний тайный любовник, узнав, что она обручена с бароном Люцельштейном, решил убить их обоих. Он знал, что баронесса чуть не каждый вечер отправляется молиться мощам святого Ксаверия, надеясь вымолить себе у Бога прощение за свою развратную жизнь. Знал он также, что Люцельштейн частенько провожает ее туда и обратно. И вот он встал в засаду за деревья, растущие при дороге, и напал на них. Надо же было так случиться, что на этот раз с ними был приятель Люцельштейна, молодой Карлштейн. Ревнивец принял его за жениха, убил на месте, а баронессе нанес тяжелую рану. Люцельштейн долго преследовал убийцу, но тому удалось скрыться. Разумеется, Люцельштейн порвал с невестой. Довольно было уже и того, что он решил жениться на баронессе. Не всякий рискнул бы назвать своей женой опозоренную по суду женщину. А она вот как его отблагодарила за это: за спиной любовника завела. Ну, да что поделаешь, такова уж ее натура!
– Ты говоришь, что Витхан опозорена по суду? Меня не было в Вене, и я только мельком слыхал про это дело. Расскажи-ка мне о нем.
– О, это был такой громкий процесс! Дело в следующем: покойный супруг баронессы Витхан был чертовски нечист на руку. Конечно, два сапога – пара. И вот…
В этот момент вбежал Зигмунд и доложил:
– Ваша милость, там пришел граф Перкс; он желает переговорить с вами.
– Перкс! – воскликнул пораженный Лахнер и подумал: «Наверное, он пришел требовать у меня отчета. Боже, каково-то будет мне теперь глядеть в лицо пораженному горем старцу!»
Но от визита нельзя было уклониться, а потому Лахнер приказал парикмахеру скорее кончать прическу, поспешно оделся и вышел в приемную.
Навстречу ему поднялся с кресла невысокого роста старичок, розовое лицо которого и умные глаза так и сверкали весельем и радостью.
– Вы – барон Кауниц? – спросил старичок. – О, в таком случае позвольте от всего сердца пожать вашу руку. Я с удовольствием расцеловал бы вас от всей души, но боюсь, что вас испугает такая экспансивность.
Лахнер удивленно подал руку старику и подумал: «Наверное, он еще не знает, какое горе постигло его по моей вине!».
– Вы, вероятно, очень удивлены, мой юный друг? – продолжал старичок. – В таком случае мне придется удивить вас еще более, сказав вам: примите мою сердечнейшую признательность за то, что вы убили моего племянника Карлштейна.
– Что я слышу, граф? Вы радуетесь, что ваш племянник убит?
– От всего сердца! Даже не радуюсь, а чувствую себя счастливейшим человеком. Но не считайте меня каким-то нравственным уродом, бессердечным человеком. Я сделал для своего племянника больше, чем сделала бы целая сотня отцов; он же делал со своей стороны все, чтобы окончательно вытравить в моей душе след какого-либо нежного чувства к нему. Да, мой юный друг, я искренне благодарю вас за верный удар, избавивший меня от этого человека, и, поверьте, если бы покойники могли выражать благодарность, то к вам явилась бы вместе со мною также и моя несчастная сестра, мать убитого. Ведь неприятно видеть близкого человека повешенным и колесованным, а это непременно стало бы уделом несчастного Карлштейна, если бы ваша мужественная рука не подарила ему более почетной смерти. Вы не можете себе представить, какой это был субъект! Несколько лет тому назад я определил его на службу в банк: там он начал свою карьеру с того, что похитил значительную сумму из кассы. Эту историю замяли только из уважения ко мне. Племянник дал мне слово исправиться, и я с помощью барона Лильена определил его на службу в почтамт. Не прошло и трех дней, как Карлштейн вскрыл денежный пакет и присвоил его содержимое. Мне снова пришлось употребить на старости лет все свое влияние, чтобы замять эту грязную историю. Он снова дал мне слово исправиться, и снова повторилось то же самое… Я не буду утруждать вас перечислением всех грязных выходок покойного и перейду к объяснению того, что должно было показаться вам неприличной радостью.
Лахнер молча поклонился, давая этим понять, что заинтересовался рассказом.
