Дни в плену шли медленно. Слишком медленно. Наша маленькая хижина превратилась в настоящую темницу. Хотя кормили нас хорошо. Еду, по распоряжению Алвера, нам приносила Квинта. Правда заговорить нам ни разу не удалось, так как за нами тщательно следили. Вид у женщины, надо сказать, был неважный. По всей видимости ее частенько избивали. Она приносила нам пищу и уходила, не смея поднять глаз. Мари, единожды, попыталась с ней заговорить, но разбойник приставленный к нам в качестве охраны, грубо велел ей заткнуться. Среди этих людей он был одним из немногих, кто пытался говорить с нами хоть как-то любезно. Правда, это не делало его меньшим негодяем и подонком, чем остальных. Я же никак не мог взять в толк как мальчишка, назвавший себя Алвером, сумел собрать вместе весь этот сброд, организовать его и заставить подчиняться своим приказам. Меня никак не покидало чувство того, что кто-то нас сильно разыграл и юноша, подставное лицо, а настоящий Алвер сейчас сидел, пил вино, и смеялся над нами. Также, меня очень волновала судьба леди Габриэлы и барона Фольк. Да что там говорить, в эти дни я даже был бы рад увидеть лорда Сатурлэй. Но нам с Мари приходилось оставаться в неведение. Алвер больше к себе нас не приглашал, да и в нашу хижину, служащую нам темницей, не заходил ни разу. На второй день нашего пребывания в лагере разбойников, нам принесли грубо составленное письмо, под которым нас заставили расписаться. Нам ничего не оставалось делать как согласиться. Единственное, что мы могли, это тянуть время. Поэтому я поставил рядом с росписью Мари свою выдуманную подпись, которая, по моему мнению, более всего подходила бы Фольк. Конечно, мы прекрасно понимали какой будет ответ. Но то, что нам принесли это письмо, говорило о том, что Кравита Фольк в лагере нет. А если и есть, то он выдает себя за другого. Но, что скорее всего, и то что меня сильно пугало, барон был уже мертв. Это было более рациональным объяснением того, что Алвер поверил в то, что я и Мари чета Фольк. Поэтому все что нам оставалось, это ждать и надеется на то, что к тому времени как Алвер получит отказ, если вообще ему соизволят ответить, и узнает о том, что мы не те, за кого себя выдаем, что-нибудь произойдет и наш плен окончиться. Впрочем, я прекрасно понимал, что чудо вряд ли случиться и готовился к худшему. Мари погрузилась в меланхолию и целыми днями проводила сидя на своем тюфяке или лежала, молча уставившись в потолок. Иногда мы разговаривали, но инициатором всех этих бесед был я и заканчивались они обычно вопросами девушки о том, что с нами будет и что же нам делать. Конечно я не мог дать внятного ответа на все эти вопросы, так-как и сам понятия не имел, что с нами будет и лишь успокаивал ее бессмысленными заверениями о благополучном исходе. Что явно никак ее не успокаивало, а лишь еще сильнее вводило в безмолвное молчание. Из хижины нас практически не выпускали, за исключением тех редких моментов, когда нам нужно было справить нужду.
Разбойники, поочередно охранявшие нас, были неразговорчивы и в большинстве своем злы на то, что им приходится торчать у нашей хижины в то время как их товарищи праздно проводили время.
– Эдин, – позвала Мари, выводя меня из задумчивости.
До этого дня она практически никогда не обращалась ко мне первой. Я повернул голову к девушке. Она сидела на своей скромной постели, обхватив согнутые колени руками и положив на них подбородок.
– Сколько мы уже здесь? – она не глядела на меня, взгляд ее был направлен на стену, а голос отрешен, но я знал, что вопрос направлен мне.
– Я не знаю. Шесть или около того.
– Семь, – спокойно поправила меня Мари. – Ровно семь с того самого дня как на нас напали.
– Ты что их считаешь? – я ласково улыбнулся в попытке ободрить девушку.
– Да, – подтвердила она. – Через это маленькое оконце, а еще когда меня выводят отсюда ну… ты сам знаешь куда.
За эти дни грани нашего общения окончательно стерлись и Мари в конце концов престала обращаться ко мне на «вы»
– Всего лишь семь дней, а мне показалось что прошла целая вечность, – вздохнул я.– Мы выберемся отсюда Мари, вот увидишь. Впереди у нас еще полно времени. Я что-нибудь придумаю.
Зачем я ей вру, тут же подумал я. Ничего я не придумаю. Мы взаперти в лагере полным головорезами и отморозками. А я всего лишь хромой калека, который даже не знает кто он есть на самом деле.
– Что здесь можно придумать, – печально сказала Мари, тем самым подтверждая мои мысли.
Она тоже не верила в меня. И была абсолютно права. Как можно верить в человека, который сам в себя не верит. Тем не менее я возразил ей.
– Мало ли что может произойти. Может кому-то удалось сбежать и сообщить о нашем похищение.
Мари лишь грустно улыбнулась. Она была довольно умной девушкой. С каждым днем общения с ней я все больше убеждался в этом.
– Ты же слышал Алвера, – произнесла она. – Они неуловимы в этом лесу.
– Алвер глупый юнец и может говорить все что угодно.
– Может быть и так. Но мне все же кажется, что он не лжет. В ином случае его шайку уже давно бы уничтожили. К тому же кто нас будет искать. Я всего лишь помощница леди Габриэлы, но не отношусь к какому-либо знатному роду, да и вообще какой-то благородной семье. Кому я нужна? Вы, аристократ, но ваше происхождение и знатность не известны. И вряд ли кто будет выяснять это пока вы здесь, а если даже и будут, то результат этого нам не известен. Да и к тому же это займет порядочное количество времени, а у нас его нет. Терпение Алвера не вечно.
– Хорошо. Спасать нас никто не будет, но как же лорд Сатурлэй и леди Габриэла? Их я думаю в плену не оставят.
– Если они в плену. В чем я очень сильно сомневаюсь.
