пытался из него удрать, считая их трусливыми крысами (кем они, в общем-то, и были).
Ленья, с усмешкой слушая сэра Роберта Джардина, задалась вопросом, ухудшил ли ее «подарок» запах из его рта или же, наоборот, даже улучшил…
– Допустим, я поверил в то, что тебе неизвестно, где сейчас находится Джинни Черная, – сказал сэр Роберт. – Тогда, может, расскажешь мне о своем отце? Что стало с Патриком?
– Умер, – коротко ответил Джон Грант.
– В самом деле?
– И ты говоришь, что эта охотничья собака – самая лучшая из всех? – усмехнувшись, сказал Джон Грант. – Думаю, ты мог бы найти себе кого-нибудь получше.
– Умер где? – спросил сэр Роберт, не обращая внимания на иронию, прозвучавшую в словах юноши. – И как?
– Ты причинял ей боль?
– Кому?
– Джинни Черной, – сказал Джон Грант. – Ты причинял ей боль?
Ленья почувствовала, как ее сердце сжалось.
– Тебе следовало бы спросить у нее, было ли ей больно, – ответил сэр Роберт.
Джон Грант, жаждая узнать правду, внимательно смотрел на своего собеседника, когда тот произносил эти слова.
– Иногда… иногда я вспоминаю вкус ее кожи, – задумчиво произнес сэр Роберт и тут же замолчал, словно бы смутившись от своих собственных воспоминаний.
Полузабытые образы, долго не приходившие на ум, чаще всего так или иначе трансформируются, и сейчас, вспоминая то время, которое он провел наедине с этой женщиной, сэр Роберт с удивлением обнаружил, что в первую очередь он представил себе ее глаза.
– Голубые… – сказал он. Злонамеренность ненадолго исчезла из его сознания, уступив место воспоминаниям, и он снова направил свой мысленный взор на то, что у него когда-то имелось, – так вор смотрит на свою бывшую добычу. – У нее были голубые глаза…
Ленья так сильно напряглась, подслушивая разговор, доносившийся до нее из шатра, что не заметила приближающейся к ней фигуры, пока чьи-то пальцы не взяли ее легонько за локоть.
Она повернулась, сжав в руке нож, и увидела женщину, которая была одета примерно так же, как и она сама. Уже давненько никому не удавалось подкрасться к ней вот так незаметно. Она тут же мысленно списала это на свою усталость или, возможно, возраст, прости Господи. Тем не менее ее впечатлила способность этой женщины передвигаться так тихо.
Женщина, ничего не говоря, просто подняла руки ладонями вверх в знак своих мирных намерений.
Ленья приложила палец к губам и, жестом показав этой женщине следовать за ней, привстала и, пригнувшись, отошла от шатра к стоящей неподалеку тяжело нагруженной повозке, за которой было особенно темно.
–
–
Она была моложе Леньи, но на ее лице виднелись явные следы того, что ей довелось пережить не один очень тяжелый год.
–
Все еще пребывая в смятении от того, что не заметила, как к ней приблизилась эта женщина, Ленья, сама того не осознавая, заговорила по- французски, и эта женщина ответила на том же языке.
– Как у вас получается понимать меня, мусульманка? – спросила она.
– Я была воспитана при дворе султана, – сказала она. – Он отличается образованностью и требует того же от тех, кто находится в его окружении. Я умею говорить и на языке генуэзцев, если вы предпочитаете этот язык, а также на языке русов.
– А с какой стати я стану вам доверять? – спросила Ленья. – И почему вы хотите помочь мне – своему врагу?
– Вы были обращены ко мне спиной, когда я подошла к вам только что, – сказала она. – Если бы я намеревалась причинить вам вред, я уже вполне смогла бы это сделать.
Она протянула вперед руку, и Ленья заметила, что она сжимает в ладони какое-то колющее оружие.
– Как вас зовут? – спросила Ленья.
– Хиляль, – ответила мусульманка. – Люди говорят, что Мехмед намеревается содрать кожу с вашего демона живьем.
– Внутри того шатра есть один мужчина, который очень метко стреляет из лука, – сказала Ленья. – Всех остальных я легко могу перехитрить, но не его.
– Я помогу вам освободить вашего друга, – твердо произнесла Хиляль.
– Он – мой сын, – добавила Ленья.
