стороной этого было появление огромного множества коллективов с яркой коммерческой направленностью. Многие стремились к популярности, зарабатыванию лёгких денег. Чарльз вслушивался во все эти песни — диско, новая волна, синти-поп, и не слышал абсолютно ничего, что могло бы зацепить его. Там не было ничего — ни на уровне музыки, ни в смысловом понимании. Ровные электронные ритмы, приятные уху клавиши, под которые хотелось завалиться на диван с бутылочкой пива и включить телевизор, пялиться на клипы MTV, поглаживая и похлопывая начинающий набирать вес животик. Чарльз был в ужасе от того, как же сильно деградировала музыка со времён «Revolver»[42] или «The Piper at the Gates of Dawn»[43]. Панк-волну конца 70-х он как-то почти пропустил, хотя и интересовался этим явлением. У него было несколько пластинок, они ему нравились своей энергетикой, но в них уже не было никаких возвышенных идеалов, один протест, недовольство и разрушение всего вокруг. И ничего взамен. «Разрушить всё и ничего не построить. Это тупиковый путь», — размышлял Чарльз. Так как он был уже не пятнадцатилетним подростком, он понимал, что разрушив всё вокруг себя, избавившись от ненавистных оков этого мира, от самого себя, от людей, он не придёт ни к чему. Да он уже и в те же пятнадцать это понимал. Потому что вырос на музыке шестидесятых. Панк — это просто очередной крик невыносимой боли и одиночества, невозможности вернуться в золотые времена. Это стенание об упущенном времени, этакая точка не возврата. Чарльз понимал всё это, но, однако, старался не закоснеть в своих суждениях, он боялся превратиться в старого брюзгу, постоянно повторяющего: «а вот в наше время…» И по сему решил выбраться в город на концерт какой-нибудь новой команды. «Ведь не может быть так, чтобы совсем никого не осталось. Человеческий дух не сгинет насовсем, всегда есть его носители. Вестники последней надежды».
Концерт группы «Cure» встряхнул Чарльза, привёл его в чувство. Трагичный, полный экзистенциальной истомы голос Роберта Смита проникал в самые потаённые глубины сознания, задевая за живое, открывая то, что дремало и прозябало в бездействии. Но самым значительным событием на этом концерте стало знакомство с Дианой, красивой длинноволосой девушкой с бледным лицом и горящим взором. Вот кто зажёг огонь в Чарльзе одним своим взглядом. Впрочем, это патетика. Огонь в нём зажгла всего лишь одна её фраза — «Я знаю, что ты всегда верил. Я вижу это в твоих глазах».
Чарльз и Диана сначала просто встречались, но так как жили в разных городах, это было утомительно, и она переехала к нему в Рибчестер. Жизнь для Чарльза будто началась сызнова. Теперь ему уже незачем было выпивать одинокими вечерами, ища утешения в мыслях о прошлом. Он проводил с Дианой всё свободное время, они читали друг другу свои стихи, говорили о будущем, пели песни битлов и Кинкс. Диана поведала ему свою историю о том, как росла она в бедной семье, и не было у неё ничего своего. Но потом пришили битлы и всё изменилось. И не имея никакой собственности, она вдруг обрела весь мир. Как она постепенно становилась активным участником нового движения, принимая деятельное участие в культурной жизни «свингующего Лондона», — посещая выставки и литературные чтения, концерты, общаясь с творческими людьми и хиппи. Она настолько вросла во всё это, что уже не мыслила себя вне этой среды. Поэтому, когда субкультура хиппи пошла на убыль, клубы закрывались, поэты уходили со сцены, Диана была крайне подавлена и чувствовала себя опустошённой. Но она не сдавалась. Собрав вокруг себя оставшихся единомышленников, они выпускали журнал, где находили отражение идеи любви и мира, изменения сознания, строились концепции нового мира без денег и управления одних людей другими. Но со временем выпуск журнала стал невозможен из-за банальной нехватки средств. Да и не так много людей уже осталось, интересовавшихся культурой эпохи цветов. Диана впадала в депрессии, здоровье её ухудшалось, она подолгу не выходила из дома, лёжа на диване без движения и смотря в потолок. Всё то, во что она верила, стало рассыпаться в прах, люди, которые были ей близки, уходили. Один за другим исчезали со сцены любимые коллективы, либо же совершенно меняли стиль в угоду новой моде. Моде, к слову сказать, превратившей стиль жизни и одежду хиппи в атрибутику повседневности. Системе удалось найти слабое место в движении хиппи…
Затем Диана нашла поддержку в панк-революции, вновь вращалась в творческих кругах, издала книгу своих стихов. Вот так и встретила она восьмидесятые — всё ещё молодой девушкой с болезненной, но привлекательной внешностью, неважным здоровьем и переменчивым психическим состоянием. Именно такой узнал её Чарльз и полюбил. Они были счастливы вдвоём, наконец-то Чарльз встретил родственную душу. И хотя, счастье их длилось недолго — всего несколько лет, но придало Чарльзу силы и желание жить и творить. От их любви на свет появился Уолтер, такой курчавый светловолосый крепыш, весь в деда и отца, шотландцев по происхождению с фамилией МакКензи. Диана же, не выдержав тяжёлых родов, скончалась почти сразу после рождения ребёнка. Дав жизнь одному человеку, она ушла сама, зная, что теперь есть кому продолжать начатое великое дело, хотя бы поэтому жизнь её нельзя назвать напрасной. Чарльз переживал смерть Дианы тяжело, но теперь у него был сын и возрождённая с приходом Дианы вера. Постепенно он оправился от страданий, вновь начал писать стихи, стал более спокоен, часто уходил один на природу. Да и Уолтер подрастал, всё больше и больше радуя отца и оправдывая его самые смелые ожидания.
Уолтер сидел, окунувшись в воспоминания, позабыв о том, что хотел выспаться после бурного отмечания Нового Года. И, хотя время было уже позднее, городок за окошком весь погрузился в ночное безмолвие и спал, сам он был далёк от мыслей о сне. Так же, впрочем, как и от мыслей о происходящем вокруг него. Он унёсся далеко в детство, в прекрасную пору ничем не омрачённой юности — отец всё делал для того, чтобы его сын чувствовал себя счастливым, разве что не мог заменить ему мать.
Уолтер помнил своё детство достаточно хорошо начиная с пятилетнего возраста. Вот он, совсем ещё маленький; отец ставит на проигрыватель какую-то пластинку, начинает играть чудная музыка. Он спрашивает у отца что это; отец отвечает, что это «Битлз». Уолтеру они понравились сразу и он частенько просил отца поставить их, пока сам не научился включать проигрыватель. Теперь он, конечно, не мог вспомнить, что он чувствовал, о чём думал и какие образы рождались у него во время этих прослушиваний. Так же он познакомился и с Кинкс, Диланом, Пинк Флойд, многими другими. Так что через