витиеватых речей. С другой стороны, он чувствовал, как здесь не хватает увесистого, мудрого слова леди Арталиэн! Ведь её слова имели на всех них воистину магическое воздействие. В её присутствии слова эти вовсе не казались просто словами как в минуты душевной слабости, которые, как уже упоминалось, в те времена бывали у Джона практически каждый день.
А леди Арталиэн и Чарльз, вероятно, были уже в далёких-предалёких землях, за тысячи миль от Рибчестера и островов Великобритании вообще. Изредка, раз в полгода, от них приходили странные на первый взгляд письма, не содержащие ни строчки текста. Леди Арталиэн словно чувствовала (или знала?), что слова для ребят потеряли былое значение, а для Джона так и вовсе перестали что-либо значить.
Да, это были письма без текста и вложенных фотографий; они содержали лишь шикарные цветные карандашные рисунки леди Арталиэн! Никаких объяснений в них не было, но кое-где содержались координаты широты и долготы, исходя из которых только и можно было определить текущее местоположение отправителя. Письма эти, при полном отсутствии текста, на самом деле несли в себе довольно много информации, изложенной графически — в рисунках. При внимательном их прочтении, а также при проявлении должной смекалки, можно было узнать многое. Например, в одном из писем была лишь одна карикатура на целый лист. Плывёт по волнам корабль, дядя Чарльз хмуро и напряженно, не отрываясь, смотрит вдаль в подзорную трубу, стоя на палубе. А прямо под носом корабля «проплывает» тропический островок с пальмами, и стайка дельфинов выпрыгивает из воды. Письмо это компания расшифровала так, что люди часто не видят того, что у них под носом, копая какие-то глубины, где ничего и нет на самом деле. В другом письме на листке были изображены тётя Дженни и дядя Чарльз, лежащие на палубе «Фрегата»; море тихо и беззвучно, над серебряными волнами висит ночь, звёздная и упоительная. Они рассматривают созвездия, проводя умозрительные ниточки от одной звезды к другой, от одного скопления к другому, и так выстраивая, видимо, некие космогонические концепции. Третье письмо содержало несколько веселых рисунков корабельного пира, некоего торжества духа — Арталиэн и Чарльз в окружении старинных бутылок с ромом пляшут на палубе, выбрасывая вещи за борт! Но то были не просто вещи — старые комоды 18-го века, столовое серебро и посуда, дорогие платья, наряды прошлых эпох, даже какие-то украшения с камнями. Тут Уолтер завопил от радости:
— Так это ж символ избавления от вещизма-мшелоизма! Здесь явно заметно увеличение скорости корабля в зависимости от уменьшения его массы… Выбрасываем комод, двигаемся быстрее!
Джона всё это тоже вдохновляло на людях, но, оставаясь в одиночестве в своем Укрывище, он депрессовал ещё пуще прежнего, ибо начинал понимать, что всё это картинки
В последнем письме Чарльз и Арталиэн живут среди дикарей на островах Хива-Оа, как удалось вычислить по координатам, носят набедренные повязки, причем у Арталиэн на шее эльфийское ожерелье. Письмо вызвало ряд шуток и кривотолков.
— О, ты смотри, бабушкины шкафы за борт — это на ура, а вот ожерелье-то жаль! — ехидничал Уолтер.
— Ну, эльфийским принцессам надо что-то носить, а то дикари не поймут, с кем имеют дело, — вторил другу Джон.
— Какие вы балбесы, — весело улыбалась Анна, здесь говорится о том, что истинные сокровища лежат там, где ещё не ступала нога цивилизованного человека.
— Я слышал, что там давно уже вроде ступала… то есть нет больше никаких дикарей, и где они их только нашли? Они уже давно, наверное, носят костюмы и сидят за компьютерами; и не в своих хижинах из веток, а в офисах с кондиционерами… — размышлял вслух Уилл.
— Да ну вас, право! Может это всё вообще не нужно воспринимать буквально, может это всё мамины метафоры, и не заезжали они ни на какие там острова и не выбрасывали мебель за борт.
— А где же они тогда? — озабоченно произнес Уолтер.
— Будем надеяться, скоро мы всё узнаем из первоисточника, — изрек Джон.
Так потихоньку подкралась осень, и Джон с грустью ощутил, что ночевать в Укрывище стало проблематично — сырость и холод делали своё нехитрое дело, не спасал даже спальный мешок, найденный для него Анной. Компания снова стала собираться в доме леди Арталиэн, рыцарские турниры к этому времени тоже закончились. За окнами было мокро и неуютно, и Джону практически некуда было податься, так как домой он заходил крайне неохотно. В один из таких дней Анна и рассказала Джону о своем решении ехать в Индию.
— В Индию? — удивился Джон. — Вы, верно, хотите посмотреть на слонов?
— На слонов тоже, — заулыбалась Анна. — Ты же понимаешь, что все мы сейчас испытываем похожие состояния, мы словно в тупике. — Она помолчала несколько секунд, но потом вдруг резко вскинула голову и ясно взглянула на Джона. — Может, поедешь с нами?
— Я? Да нет, спасибо, моё место здесь, — отвечал Джон. Он и сам толком не знал, почему он, не задумываясь, отказался от такого заманчивого предложения. Ведь это был шанс бросить опостылевший Рибчестер со всем его содержимым, всё равно он тут никому не нужен — и уехать искать себя.
— Знаешь, Анна, — продолжал Джон, — при прочих равных это было бы очень заманчиво, но сейчас я чувствую, что это будет только очередным побегом от себя. — Тут он нерадостно кивнул на бутыль вина, стоявшую на столе. — Не готов я сейчас к… в общем, не знаю, просто не то время. Может быть, я позже к вам туда приеду, если сложится, — он сделал паузу, рассматривая чуть погрустневшую Анну. И решил разбавить обстановку:
— А этот-то английский колониальный завоеватель тоже туда увязался? Сокровища Агры что ли решил вывезти, а потом продать, чтоб стать тут ярким представителем рибчестерского истеблишмента?
