Матвеев «помог в подобающей форме изложить все произошедшее».
Кивнув Некрасову, Матвеев сообщил собравшимся за столом: чтобы правильно подготовить отречение, которое подпишет Михаил, требуется экземпляр предыдущего манифеста об отречении, подписанного Николаем, а также том Свода законов. Князь Львов припомнил слова Шульгина, что тот передал манифест какому-то человеку из Министерства путей сообщения, но понятия не имел, какова была дальнейшая судьба этой бумаги – а она так и осталась лежать под стопкой старых журналов. Что же касается Свода законов – где бы его найти?
За обеденным столом слышались теперь растерянные голоса, никто уже не надеялся вот-вот выйти отсюда с подписанным манифестом. Очевидно, для составления манифеста требовались юристы, и, поскольку Михаил уже имел собственного консультанта в лице Матвеева, понадобился свой юрист и думцам. Их выбор пал на Владимира Набокова, князь Львов взялся его пригласить. Михаила эта кандидатура тоже устраивала: сестра Набокова дружила с его семьей, ее дочка часто играла с его семилетним сыном Георгием.
Керенский и другие думцы, за исключением Львова и Шульгина, сочли уместным вернуться в Таврический дворец. У княгини Путятиной им больше нечего было делать, а работа над манифестом явно затягивалась. Князь Львов обещал известить их, как только отречение будет подписано, и они ушли уже не в столь радужном настроении, какое было у них, когда шестью часами ранее они собрались: каким-то образом Михаил перехватил у них штурвал.
В этот момент Михаилу была отправлена телеграмма со станции Сиротино (что примерно в 400 км от Пскова). Николай, проснувшись уже за Двинском, вдруг припомнил, что так и не предупредил брата о перемене его участи. Он поспешно набросал телеграмму на имя «Императорского величества, в Петроград» и отправил ее в 14.56:
Не в первый раз за эти дни Николай начинал действовать тогда, когда момент был упущен. Но эта телеграмма была, по крайней мере, доставлена, в отличие от последней, отправленной ему и вернувшейся с пометкой «адрес неизвестен».
Набоков явился на Миллионную к трем часам. Князь Львов предупредил его, что Некрасов составил черновик манифеста, однако неполный и не вполне удовлетворительный, и, поскольку «все смертельно устали… просили меня заняться этим».
Манифест Николая так и не отыскался, и Набоков предложил обойтись без него, тем более что содержание его было известно всей стране, однако он согласился с Матвеевым в том, что без Свода законов работать невозможно. Помочь им вызвался эксперт по конституционному праву барон Нольде. Через десять минут с Дворцовой площади подошел и он.
Юристы уединились в детской классной комнате и попытались решить главную проблему, терзавшую Михаила с той самой минуты, как он узнал, что сделался императором: в какой мере отречение Николая соответствует нормам права?
Набоков и Нольде сразу же признали, что манифест Николая содержит «непоправимую ошибку»: Николай не мог отречься за сына, и, по словам Набокова, «Михаил не мог не понимать этого с самого начала». По его мнению, это «существенно ослабило позицию сторонников монархии», а также повлияло на решение, принятое самим Михаилом.
Тем не менее Набоков и Нольде, как и все остальные, ничего уже изменить не могли: Алексей был отстранен от престола, и практической возможности восстановить его в правах не имелось. Это привело бы к гражданской войне и краху любого выборного правительства.
Набоков и Нольде приступили к работе: они набрасывали различные варианты манифеста и передавали их Матвееву, который, в свою очередь, представлял их на одобрение Михаилу. Они сохранили преамбулу Некрасова, «Мы, Михаил II, Божьей милостью император и самодержец всероссийский», т. е. Михаил представал в роли законного императора, который, отрекаясь, повелевал народу подчиниться Временному правительству – ему Михаил препоручал свою власть до той поры, пока Учредительное собрание не определит строй и режим управления Россией.
Эта формула придавала легитимность новому правительству, которое в противном случае существовало бы лишь по милости Совета. Временное правительство никем не было избрано, оно «представляло» само себя и в таком качестве обладало даже меньшим правом на власть, чем Совет, в который хотя бы избирались представители солдат и рабочих. Только Михаил мог придать новому правительству легитимность, если его манифест удалось бы подать как манифест законного императора. Если же он не был императором, то не имел и права передавать кому-либо власть и «повелевать» народу. Политическая необходимость требовала, чтобы Михаил отрекся от престола – но предварительно взойдя на него.
И все-таки задача была очень непростой. Михаил ясно сознавал, в какой ситуации оказался. Он не унаследовал трон – Алексея обошли противозаконно. Михаил был провозглашен императором без его согласия, даже без его ведома. Он стал императором не по доброй воле, а Николай,
