Единственная приличная на вид – самая старая часть храма, трапезная, сооруженная в 1796 году на средства статского советника Г. П. Смольянского. Возможно, что автор трапезной принадлежал к архитектурной школе В. И. Баженова.
Пожар 1812 года уничтожил или в значительной степени повредил то, что было выстроено здесь в 1796 или 1800 годах. Церковные источники утверждают, что храм подвергся разграблению и выгорел. По крайней мере, купола над стенами после ухода французов уже не было. Да и вообще то, что осталось от храма, восстановлению не подлежало. В 1816 году архитектору Московской комиссии для строений В. Балашову поручили составить генеральный план участка церкви Сергия Радонежского в Рогожской слободе для организации работ по сносу. Он же должен был рассмотреть и оценить представленный проект фасада[49]. Вот только кем он был представлен, осталось неизвестным.
Сразу после ликвидации развалин началось сооружение нового храма. Руководил работами архитектор И. Н. Лизогубов, сегодня особой известностью не пользующийся. Но начиналась его карьера блестяще – молодой в те годы зодчий успел послужить в нескольких местах: в Экспедиции кремлевского строения, в штате московского губернского архитектора, архитектором медицинской конторы. Он ли разрабатывал проект восстановления храма, остается неизвестным (хотя и весьма вероятным). Но то, что за работами наблюдал именно Лизогубов, подтверждается архивными документами.
Летом 1817 года строительство шло к завершению, уже велась внутренняя отделка. Неожиданно 27 августа в шесть часов вечера провалился тяжелый центральный купол. В это время под ним находилось двое каменщиков, один из которых погиб, а второй попал в больницу с тяжелыми травмами. Похоже, что именно этот обвал впервые в Москве обозначил вопрос об ответственности архитекторов-строителей за качество построек. В порыве праведного гнева московский генерал-губернатор А. П. Тормасов вызвал архитектора, накричал на него и приказал посадить под замок. Правда, уже через пару дней узника освободили – под поручительство гвардии капитана Д. П. Смирнова[50].
В самом деле, вопрос, насколько велика вина Лизогубова и виноват ли он вообще, оставался открытым. Ведь информация о том, что послужило причиной катастрофы, отсутствовала. Обвал мог произойти из-за неважного качества строительных материалов. Может быть, какой-то просчет допустил автор проекта. Так или иначе, но за все, что творилось на стройке, должен был отвечать наблюдавший за работами зодчий. Видимо, так и рассуждал генерал-губернатор, когда по зрелом размышлении, аж в марте 1818 года, приказал объявить И. Н. Лизогубову строгий выговор. Незадачливому зодчему пришлось покинуть Москву, выбрав место службы подальше – в округе военных поселений Полоцкого и Елецкого полков.
А церковь, послужившую причиной его неудачи, вновь начали восстанавливать. Кто этим занимался, неизвестно, как неизвестно и время, когда храм вновь освятили. В литературе встречается упоминание, что восстановленный купол был низким и пологим – совсем не таким, как сейчас. Но все равно в 1834 году несчастливое сооружение снова сгорело. Возможно, это произошло во время грандиозного лефортовского пожара, свидетелем которого стал А. И. Герцен и который он описал в «Былом и думах». В результате этого бедствия, начавшегося 11 июля в Семеновской слободе и распространившегося по всей округе, погибло 131 деревянное, 19 каменных, 6 смешанных строений. Усилия пожарных оказались тщетными[51].
Восстановление храма вылилось в очередную перестройку, завершившуюся к 1838 году. Тогда-то он и получил тот самый малоудачный облик, который сохраняет и сейчас. Иногда встречается версия, что проектировал церковь Ф. М. Шестаков[52], но документального подтверждения она не имеет и вообще представляется маловероятной. Неуклюжий и незадачливый храм Сергия Радонежского в Рогожской слободе явно недостоин руки такого солидного мастера, каким был Шестаков. В довершение всех неурядиц изначальное внутреннее убранство храма претерпело существенные изменения в начале XX века, когда его переделал архитектор И. Т. Барютин.
В непосредственной близости от Сергиевского храма в 1812 году обвалился и еще один купол – в Спасском соборе Андроникова монастыря. На сей раз строители были ни при чем – катастрофа произошла в результате пожара, который устроили в храме французские мародеры.
Результатом разрушения стала почти полная утрата одним из древнейших храмов Москвы своего исторического облика, так как восстанавливавшие его зодчие действовали в соответствии со вкусами своего времени. Позже храм подвергся новой перестройке, получив довольно нелепое шатровое завершение. Лишь в конце 50-х – начале 60-х годов XX века советские реставраторы придали древнему строению облик, предположительно близкий к его изначальным формам.
Да, не везло Николоямской с храмами. Вообще-то обвал церковных куполов и сводов был для старой Москвы довольно обыденным явлением. Широко известно, например, разрушение сооружавшегося Успенского собора в Кремле. В середине XVI века произошла ужасная катастрофа в Новодевичьем монастыре, а в 1743 году рухнула недостроенная церковь Николы Заяицкого. Но тут в течение всего пятидесяти лет развалились три храма вдоль одной- единственной улицы. Второго подобного конфуза в истории Москвы, пожалуй, не отыщешь. Какой-то странный храмовый рок сопровождает восточный радиус. На Варварке – псевдопадающие колокольни, на Николоямской – вполне реально обваливающиеся церкви…
Воронья улица
Очередное звено восточного радиуса – улица, являющаяся продолжением Николоямской, несколько раз меняла свое название. В XVIII–XIX веках она именовалась Вороньей, в 1923–1992 годах – Тулинской (Тулин – один из псевдонимов В. И. Ленина), а теперь в силу каких-то высших интересов получила имя Сергия Радонежского.
Улица была главным проездом Рогожской ямской слободы. Она возникла в конце XVI века близ деревни Андрониха на левом берегу Яузы, когда в местности Рогожка стали селиться ямщики, занимавшиеся «ямской гоньбой» (доставкой государевой почты) и перевозками товаров из Москвы в село
