обеспечивать мою безопасность. Одновременно в Дании начали свою работу первые иностранные СМИ, стремившиеся донести своим читателям свежую информацию о карикатурном скандале. Давление на "Юлландс-Постен" нарастало, как и необходимость объясниться. Критики сеяли сомнения вокруг наших мотивов. Утверждалось, что мы проводили антимусульманскую кампанию с целью создать впечатление, будто я ем мусульман на завтрак, а газету сравнивали со "Штюрмер" немецкого нациста Юлиуса Штрайхера с той лишь разницей, что козлами отпущения на сей раз стали мусульмане, а не евреи. Критика пестрела примерами непонимания, полуправды и откровенной лжи, что очень нас разочаровывало и вместе с тем имело поучительный характер.
Помимо дискуссии с мусульманами в СМИ и различных общественных мероприятий мне довелось провести встречу за закрытыми дверями с представителями Исламского религиозного сообщества. 8 декабря 2005 года у меня состоялся долгий разговор с имамом Ахмедом Абу Лабаном и его официальным представителем Ахмедом Кассемом. Я познакомился с Абу Лабаном несколько лет назад, еще работая корреспондентом в Москве, когда писал статью об одном мусульманском беженце, который во время Чеченской войны уехал из Дании в Россию, чтобы сражаться на стороне восставших против российской центральной власти. Беженец прибыл в мечеть Абу Лабана, в связи с чем я взял интервью у имама. Непосредственно перед беседой он вручил мне книгу "Свобода выражения в исламе", где было написано, что богохульство, в соответствии с мусульманским законодательством, наказывается смертью. Все как будто встало на свои места.
Я даже не подозревал, что Абу Лабан к тому моменту уже направил делегацию в Египет, чтобы мобилизовать исламский мир для участия в кампании против "Юлландс-Постен" и Дании. Непосредственно передо мной он озвучил мнения, которые вряд ли добавили бы ему популярности у собратьев по вере. Абу Лабан охарактеризовал рисунки как пример "возможной ошибочной оценки", сказав, что их публикация все же имела смысл, поскольку они вызвали в обществе дискуссию о религиозных ценностях, к которым он в течение долгих лет безуспешно пытался привлечь внимание властей. Имам утверждал, что пришло время посмотреть вперед, и предложил, чтобы "Юлландс-Постен", один из датских университетов и Исламское религиозное сообщество совместно организовали посвященный Мухаммеду фестиваль, на котором пророк рассматривался бы в положительном свете.
По словам Абу Лабана, европейцы сильно устали от иммигрантов из мусульманских стран, поскольку они дорого обходятся налогоплательщикам. Он также сообщил, что мусульмане, его прихожане, чувствуют себя униженными и ущемленными в правах и буквально кипят от возмущения.
Когда Абу Лабан закончил говорить, я положил газету с рисунками на стол и объяснил ему, почему мы решили опубликовать их. Я рассказал, что в наши намерения не входило оскорбить кого-то, что мы всего лишь хотели обратить внимание общественности на самоцензуру. Я выразил мнение, что диалог и толерантность, к которым я призывал, предполагали не только обмен вежливыми словами, но и конфронтации между людьми, порой достаточно эмоциональные. Именно в таких случаях зачастую происходят изменения в восприятии людей. Я рассказал ему о том, как сам столкнулся с "конфликтом культур" в своей многонациональной семье.
Мне казалось, что Абу Лабан стремится найти выход из кризиса, но ему нужно было представить мусульманским странам какие-нибудь результаты. Я предложил ему организовать открытую официальную встречу, где мы могли бы в диалоге с его прихожанами обсудить возникшие проблемы. Он получал возможность говорить об уважении к религиозным чувствам, а я бы рассказывал о свободе слова. Я объяснил бы всем, что деятельность "Юлландс-Постен" вовсе не направлена против мусульман. Абу Лабан пообещал вернуться к идее совместной конференции чуть позже, но ответа от него я так и не услышал. В следующий раз мы увиделись только через два месяца на телеканале Би-би-си во время съемок программы "Жесткий разговор", в которой Абу Лабан подверг Данию критике за обращение с мусульманами как со школьниками. И не без иронии добавил, что во время карикатурного скандала датчане не проявили необходимую для учителя ответственность. К тому моменту события, связанные с публикацией рисунков, уже приняли глобальный размах, и нельзя было, включив какой-нибудь телеканал, не наткнуться на сюжет о карикатурном скандале.
Первая неделя февраля 2006 года в моем сознании расплывается. Зрелище горящих посольств, разъяренных полчищ людей и датских торговых представителей с мокрыми от слез глазами, потерявших рабочие места и рынки, никого не могло оставить равнодушным. Я осознавал, что не в силах повлиять на эти события. Я мог лишь объяснить мотивы газеты, которые подвигли нас на публикацию карикатур, встать на их защиту, вступить в дискуссию о самоцензуре и религиозных чувствах, об интеграции и обращении с меньшинствами в демократическом обществе, о либеральных принципах, о глобализации и границах свободы слова, чем я, собственно, и занимался на протяжении четырех месяцев. И все же я потерял контроль над собой и сделал пару глупых ошибок.
Гром грянул 8 февраля — дата, ставшая драматичным днем для "Юлландс-Постен". Ответственный редактор Карстен Юсте впоследствии признался, что пережил поистине апокалиптические ощущения, почувствовав, как под ним буквально разверзлась земля, когда вечером на электронную почту газеты потоком шли сотни отказов читателей от подписки в качестве протеста против моих высказываний.
Где-то около полуночи, после богатого на события дня, я сидел в рабочем кабинете на полу, упершись спиной в книжную полку, и смотрел прямо перед собой. Я поздно поужинал в отеле "Конг Фредерик" со своим старым другом и коллегой из Москвы, приехавшим в Данию, чтобы освещать карикатурный скандал. В полном изнеможении я поговорил по телефону с парой коллег, и случившиеся события предстали передо мной в сюрреалистическом свете. Мир сошел с ума из-за двенадцати рисунков. Я чувствовал, как по моим щекам катятся слезы — так спонтанно отреагировал организм на накопившийся стресс. В то же время признание того, что я совершил ошибку, стало для меня облегчением. Можно было просто распластаться на полу и сказать: "Пожалуйста. Бейте меня! Делайте все, что хотите! Я в вашем распоряжении". Это было не проявление мазохизма, а реакция на
