наук. Императрица сосватала ему и невесту, свою родственницу Екатерину Нарышкину, в приданое он получил сказочное состояние, стал одним из богатейших людей России.
Муж государыни Алексей Разумовский, несмотря на свой головокружительный взлет, оставался простым в общении, душевным, отзывчивым человеком. Сохранил и любовь к Малороссии, на его столе всегда были украинские блюда – борщ, гречневая каша. Он радушно принимал земляков, по доброте готов был помочь в их просьбах. Этим быстро научилась пользоваться казачья старшина, решая через него свои дела. Она очень хорошо сумела найти общий язык и с братом Алексея. Императрица предприняла поездку на Украину, и здешние полковники постарались угодить ей пышными встречами, праздниками, «казачьими» зрелищами. А при этом высказали просьбу – конечно же, от лица всех казаков: что Малороссия мечтает восстановить традицию, иметь своего гетмана. Намекнули на Кирилла Разумовского, и Елизавета благосклонно согласилась.
Старшина организовала раду. Делегатов определила таких, каких нужно, и 22-летнего гетмана избрали не только единогласно, но даже заочно. А он-то был совсем другого поля ягодой, чем его брат Алексей. Принялся возводить себе в Глухове и Батурине великолепные дворцы, устроил пышный двор, выписывал лучших французских поваров, завел французский балет и итальянскую оперу. Сразу посыпались жалобы на чудовищные злоупотребления и коррупцию. Кирилла вызывали в Петербург для разбирательства. Но Елизавета и других-то вельмож почти не контролировала, а тем более родственника. Гетман отделывался объяснениями или внушениями. Он вообще подолгу жил в России, блистал на столичных приемах и балах, занимался делами Академии наук, под Москвой у него был другой дворец – где он воссоздавал «кусочек Украины».
А в гетманском правительстве Малороссии неограниченно распоряжалась старшина – войсковой судья и обозный. Управляли так, как считали выгодным для себя и своей касты. Украинские казачьи полки и сотни стали полными «вотчинами» полковников и сотников, они даже передавали свои посты по наследству. Одним из помощников Кирилла Разумовского оставался его прежний учитель Теплов, его поставили во главе только что созданного Московского университета. Но даже он писал в Сенат, что гетманство надо упразднить, оно несет развал и хищничества, притеснения простонародья. Однако при Елизавете такие предложения не проходили.
На южных рубежах России появились и новые образования. На царскую службу поступило несколько авантюристов, офицеров из Хорватии. Они предложили проект «Ново-Сербии». Рассказывали о сербских «граничарах», живших и несших службу на границах Австрийской империи. Вызвались переманить их, чтобы переселялись в нашу страну, нашли высоких покровителей среди вельмож и смогли заинтересовать Елизавету. В 1751 г. под Ново- Сербию выделили часть земель, отошедших к России после войны с турками – по соседству с Запорожьем, в нынешней Кировоградской (Кропивницкой) области. Построили крепость Елисаветград.
Хотя из проекта ничего не вышло. Хорошие сербские пограничники на чужбину, конечно же, не поехали. Удалось собрать лишь немногих и не лучшего качества. Стали зазывать переселенцев из румын, молдаван, евреев. Сформировать из них войско не получалось, и в «сербский» полк набирали русских солдат, малороссийских казаков. Зато под «Ново-Сербию» участникам авантюры и их покровителям участникам удавалось вытянуть казенные деньги, имения на выделенной территории. Поэтому вскоре стал раскручиваться еще один такой же проект, «Славяно-Сербии» – в нынешней Луганской области.
А Запорожье жило своей жизнью. Кстати, львиная доля дошедших до нас документальных описаний и воспоминаний очевидцев касается именно Новой Сечи, возникшей после возвращания из эмиграции. Историки (особенно современные украинские) и авторы художественных произведений обычно распространяют эти сведения и на прошлое, на «старую» Сечь. Но это глубоко не верно. «Старая» была казачьим воинским поселением, не более того. А традиции строила наподобие воинского ордена, «лыцарского братства» – по крайней мере, декларировала себя таковым. Новая Сечь во многом отличалась. Она стала не только военным, но и сложным хозяйственным и политическим организмом.
Обязательства, взятые при возвращении запорожцев, правительство нарушило почти сразу. При Анне Иоанновне с деньгами всегда были проблемы, и уже с 1738 г. вместо положенных 20 тыс. руб. жалованья стали выдавать 4–7 тыс. Остальное предписывалось выплачивать за счет армейской казны. Но она тоже была пуста. Власти пытались выйти из положения, поручив офицерам, привозившим в Сечь жалованье, выдавать «публично» 4 тыс., а остальное тайно – руководству Коша и куренным атаманам, чтобы они «удерживали себя во всякой верности» (и казаков чтобы тоже удерживали). Но правительство не учло запорожских обычаев. В 1739 г., узнав про тайные раздачи, сирома разбушевалась, низложила кошевого атамана Тукала и старшин, разграбила их имущество и жестоко избила. Кошевой, «лежавши несколько дней больным, помер».
Однако казакам вполне честно были даны обещанные земли для поселения и полное самоуправление. Именно они стали главным капиталом Сечи. Они, а не жалованье, стали основным источником доходов. Со всех сторон сюда устремились беглые крестьяне – ведь никакой розыск на запорожских территориях не допускался. Приходили из Малороссии, России, из польских, турецких, ханских владений. Раньше «зимовчаками» называли женатых казаков, живших на хуторах в окрестностях Сечи. Теперь этот термин перенесли на крестьян. Они были не казаками, а только подданными Сечи, поставляли ей продовольствие и платили по 1 руб. в год.
Возникли новые структуры, «паланки». Как бы «провинции» Сечи на Самаре, Миусе, Буге, Ингульце и т. д. Или «полки», как в Малороссии. Система управления усложнилась. Общее руководство Кошем, как и раньше, осуществлял кошевой атаман. При нем были войсковые старшины – войсковой писарь, судья, есаул, обозный. А куренями управляли куренные атаманы. Но и в каждой паланке было свое руководство. Возглавлял ее полковник, у него были полковые старшины – полковой писарь, полковой есаул, полковой судья. Они подчинялись кошевому начальству. (Только стоит иметь в виду, что в те времена казачьи чины еще не приравнивались к армейским. Российские офицерские чины давали потомственное дворянство, и казачьим начальникам их
