присваивали за особые заслуги. Например, казачий полковник мог быть поручиком, а мог вообще не иметь офицерского чина.)
Запорожцы на своих землях были хозяевами пастбищ, рыбных ловов, речных переправ. За перевоз установили очень высокие пошлины: по 1,5 руб. с пустого воза и 2,5 руб. с полного. Кроме того, пошлины в пользу старшины взимались со всех товаров, ввозимых в Сечь, и с многочисленных торговцев, угнездившихся в ней. Отдельные курени также владели лавками, мастерскими, угодьями, использовали их или сдавали в аренду. Жили сугубо по собственным законам. По мелким спорам и преступлениям судились в паланках, высшая инстанция – у кошевого. Преступника могли выдать российским властям, но чаще карали сами вплоть до смертной казни. Кош богател. В короткое время паланки (их было восемь) покрылись деревнями, хуторами, возделанными нивами. В Сечи была построена красивая церковь Покрова Пресвятой Богородицы, куда приглашали служить иеромонахов Киевского Межигорского монастыря. Возникла школа певчих из мальчиков. Они тоже пользовались самоуправлением и выбирали своего атамана.
Но стали накапливаться и противоречия. Богатела-то старшина. Причем богатела очень заметно. Например, в одном из налетов татар они угнали у полковника Ковпака 7 тыс. голов скота. А кошевой атаман Калнышевский однажды продал 14 тыс. лошадей из собственных табунов. Однако рядовая сирома оставалась нищей. Старшина разве что поила все войско по праздникам да на выборах. Казаки трудились на ту же старшину. Ради пропитания рыбачили. «Лыцарского братства» больше не было. Старшина в общем-то была не против закрепить за собой достигнутое положение, приобрести прочный и наследственный статус. Но и сама она оказывалась заложниками традиций, заложниками сиромы. В 1754 г. войсковой писарь Чернявский послал в Военную коллегию предложения отменить раду и сделать руководящие посты назначаемыми. Но просил не упоминать его имени в документах, опасаясь расправы со стороны рядовых казаков. Хотя такая перемена грозила слишком серьезным потрясением. На нее не решилось ни правительство, ни гетман Разумовский. Да и большинство запорожской старшины цеплялось за иллюзии былых традиций. Их приходилось поддерживать, потому что они были приманкой для сиромы и беглых. Иначе само существование Сечи потеряло бы смысл.
Но кроме легальных промыслов, пошлин, развития собственного хозяйства, Сечь изрядно подрабатывала и контрабандой. Ведь границу охраняли сами запорожцы. А вдобавок развилось «гайдамацтво». То есть обычный разбой, его стали называть «козацким хлибом». В низовьях Буга сходились российские, турецкие и польские границы, что открывало отличные перспективы: пограбил в одном государстве – удрал в другое. В 1750–1760-х гг. гайдамачество стало сущим бедствием, через здешние места люди боялись ездить. Петербург засыпали жалобами от турок и поляков, что гайдамаки нападают и грабят их селения, поместья.
В 1755 г. началась Семилетняя война с Пруссией. Донские казаки выставили на нее крепкие дисциплинированные полки, в боях громили даже знаменитых «черных гусар» и кирасиров Фридриха Великого, до сих пор считавшихся лучшей конницей в Европе. Но малороссийские полковники через своего гетмана постарались сделать все возможное, чтобы их на войну не послали. Доказали, что их полки нужны на юге, прикрывать Малороссию от татар. А запорожцев туда посылать не рискнули. Речь Посполитая пропускала русские войска через свою территорию, и вполне можно было ожидать, что сечевики там наделают бед, напрочь испортят отношения с поляками.
Их все-таки решили взять под более строгий контроль. В 1756 г. вывели из подчинения Кириллу Разумовскому, напрямую подчинили Сенату. Но все равно выправить ничего не удавалось. В 1757 г. Польша прислала в российский Сенат список выловленных гайдамаков, из них 474 значились запорожцами с четкими указаниями, кто из какого куреня. В Сечь отправлялись строгие приказы принять меры против разбойников. Но их спускали на тормозах. Потому что многие старшины и власти паланок тоже были в доле. Или сами же посылали подчиненных на грабеж, имея с этого неплохую прибыль.
В 1760 г. после очередных требований и понуканий из Петербурга кошевой атаман Белецкий все-таки вывел казаков в рейд против гайдамаков. Прочесали степь, но поймали лишь 40 человек. Белецкий хотел выдать их правительству. Но куренные атаманы воспротивились, разобрали их по куреням и после покаяния отпустили. Бывало и иначе – крымский хан поднял большой скандал об угоне 3 тыс. лошадей. Однако старшина спрятала концы в воду. Повесила 13 казаков, непосредственных исполнителей, а лошадей разобрала по своим личным табунам. Российское военное командование вынуждено было установить патрулирование границ. Стало высылать отряды регулярной кавалерии и слободских казаков. Это приводило к стычкам, были убитые и раненые с обеих второн.
Появилась и другая причина конфликтов. На момент возвращения под власть России Сечь была выдвинута далеко на юг. Вокруг лежали безлюдные земли. Но потом появились соседи. С западной стороны осваивалась Ново-Сербия. С восточной стало заселяться предполье Украинской линии. Продвигались в Дикое Поле селения полтавских, миргородских, слободских, донецких казаков и крестьян. Стали возникать споры за те или иные угодья, ведь никакого размежевания здесь никогда не проводилось. Запорожцы полагали – чем больше они застолбят для себя, тем лучше. Именно тогда родилась фальшивка, «копия с грамоты Стефана Батория», где король якобы даровал запорожцам огромные владения.
Среди них перечислялись город Чигирин (который до восстания Богдана Хмельницкого являлся вовсе не запорожским, а центром польского староства), земли по Самаре и Бугу (принадлежавшие в XVI в. не Баторию, а крымскому хану), Левобережье до Северского Донца (которое сам Баторий в письмах называл «московскими владениями»). А поскольку русские цари, начиная с Алексея Михайловича, подтверждали «прежние запорожские вольности», то и слово «вольности» стало трактоваться территориально. Дескать, эти земли и есть «Запорожские Вольности». (Причем данную версию на полном серьезе приняли украинские историки.)
Отстаивая свои «законные» земли, запорожцы перед силой не останавливались. От крестьян, обосновавшихся якобы во владениях Сечи, требовали признать себя ее подданными и платить положенный «оброк». Если они отказывались, их грабили, выгоняли, иногда и убивали, селения сжигали. А в
