Когда на следующий день я пришла в гимназию, Милы опять не было. Я было подумала, что она опять не придёт, но когда прошло уже минут двадцать первого урока, Мила объявилась на пороге.
Вид у неё был опять неряшливый, а глаза смотрели в пол.
На вопрос учительницы, почему она несколько дней отсутствовала, а сегодня опоздала, Мила невнятно пробормотала что-то про отца, которому «было плохо», и за которым нужно было присмотреть.
– Знаем, что это за «плохо»!
– Допился! – захохотали одноклассницы.
Мила молча проследовала на своё место.
На перемене я, не без злорадства, рассказала Миле про наши домашнее новости.
– И никаких измен со стороны моего отца нет и никогда не было! – триумфально закончила я.
Но известие, казалось, не произвело на Милу никакого впечатления. Ни капельки не смутившись, она спросила:
– Откуда ты знаешь, что не было? Ребёнок – сам по себе, а измены – сами по себе. Откуда ты знаешь, что ребёнок был от твоего отца?
Тут уж я не стерпела. Представить, что отец, которого почти не бывает дома, изменяет матери, я ещё могла. Но представить, что мама изменяет отцу…
– Отойди от меня, – мрачно сказала я Миле, – и не воображай, что мы с тобой какие-то там родственницы. У меня нет с тобой ничего общего!
– Вот ещё! – фыркнула Мила заносчиво, – фотографию-то смотрела?
С фотографией у меня всё никак не получалось. В первые дни было просто не до неё. Голова была занята вновь открывшимися обстоятельствами. А потом… Я просто физически не могла заставить себя подойти к альбому, найти нужную страницу и внимательнее рассмотреть фотографию. Каждый день, собираясь в гимназию, я думала, что после уроков, обязательно возьму альбом, чтобы убедиться, что на фотографиях в нашем доме и в доме Гранчаров запечатлены совершенно разные люди. Но после уроков я не могла заставить себя сделать задуманное, потому что в глубине сознания жила страшная мысль: а вдруг всё-таки Мила права? Более того, я вообще старалась не заходить в гостиную и не смотреть в сторону семейных альбомов, хотя раньше очень любила рассматривать фотографии.
Казалось бы, что проще – попросить мать посмотреть со мной альбом, дойти до заветной фотографии и спросить: «Мама, а кто это?» Но я боялась, и постоянно откладывала неприятное дело на завтра. А Мила всё больше убеждалась, что мы не только одноклассницы, которые волею судьбы и классной дамы оказались за одной партой, но и близкие родственницы. С течением дней это родство в её воображении становилось всё ближе и ближе. Меня передёргивало от её подмигиваний, намёков, странных ужимок, с помощью которых она хотела мне сказать: «Уж мы-то знаем, у нас есть свой секрет».
К счастью, Мила ни слова не говорила о предполагаемом родстве в классе. Намёками и подмигиваниями всё и ограничивалось. Многие девочки заметили перемену в её поведении, но к тому времени всем уже надоело дразнить Милу, поэтому одноклассницы только стучали пальцем по виску, показывая друг другу, что у Милы не всё в порядке с головой.
Дома у нас постепенно всё пришло в прежний порядок. Видимо, тётя Амалия перед отъездом всё-таки поговорила обо мне с матерью, потому что она вскоре спросила:
– А какие у вас отношения в классе между девочками? Вы дружите?
– Да, конечно, дружим, – ответила я.
– А вот мне кажется, что у тебя не слишком много подруг. Почему они никогда не заходят к тебе в гости? Кроме Милы, я вообще никого не видела…
– Нам задают слишком много уроков, – ответила я. Тон матери – строгий и подозрительный, мне не нравился. Он не вызывал на откровенность, наоборот – заставлял полностью закрыться.
– Ты пойми, продолжала мать, ничего не бывает без причины. Как ты будешь общаться с людьми, такое же отношение будет и к тебе. Это и в Библии…
Я прервала:
– А если всё-таки какую-то девочку обижают без причины? Если причины никакой нет, а плохое отношение есть?
– Надеюсь, эта девочка не ты? – спросила мать немного свысока.
– Нет, конечно, – пробормотала я, отвернувшись и покраснев – не умела я ещё искусно врать.
– Я повторюсь: ничего не бывает без причины. Если девочку обижают, значит, она до этого обидела кого-то, или не смогла правильно себя поставить в классе. Ты, как подруга должна ей помочь или обратиться к классной даме, которая знает, что делать в таких случаях.
Да… Знала бы моя мама, что наша классная дама только поощряет издевательство…
Полностью физически оправившись от своего несчастья, мать стала ещё строже, и деловитей. Она почти перестала улыбаться, отдыхать, развлекаться. С утра её ждало множество дел и по дому, и по её женским комитетам. Я видела её не многим чаще, чем отца, который тоже очень много работал и часто приходил домой, когда я уже спала. Жизнь моей матери проходила под девизом «Так надо». Она никогда не делала что-то, что хочется,
