остановили загрузку, значит, они контролируют спутники, или, даже, вообще весь интернет. И они должны знать, что именно они ищут. Тот паренек, Тревис, сказал, что загрузка остановилась уже через несколько секунд. А авиаудар с беспилотника пришел… когда? Минуты через две? Кем бы они ни были, они знают, кто мы, видели нас в сети, знают, что мы часть отряда «Альфа». Они направили в эту дыру беспилотник и ждали, пока мы не высунемся.
— Ты знаешь, как вселить надежду, — откликнулся Карлос. — Мне теперь тепло и уютно.
— Ну, мы хотя бы, всё ещё живы, — сказал ему Мартинез. — И ещё можем их победить. Те истребители подбили их беспилотники и, буквально, спасли нас. Так, что мы ещё в строю. Они могущественны, но они не боги. У них есть слабое место и я сейчас держу его в руках.
— И как нам его использовать? — спросил Генри.
— Об этом я ещё пока не думал, — ответил сержант. — Но, позволь спросить. Что ты почувствовал, когда увидел тех детей и их рыдающих родителей?
— Грусть, — ответил Карлос. — И гнев. Сильный гнев.
— Ага, — согласился Генри. Он был разозлен и сломлен. Об этом было неприятно вспоминать.
— А, вот, им плевать, — сказал Мартинез. — Им плевать на чьи-то жизни. Им насрать на то, что они сравняли с землей целый город, что убили ту семью в фургоне, что сбросили ядерную бомбу на столицу. На это им насрать. И я задумался. А на что им не насрать?
— Власть, — сказал Генри.
— Деньги, — добавил Карлос.
— Именно. Власть и деньги. До остального им нет никакого дела. Потому что, если бы было, ничего этого не случилось бы.
— Не догоняю, — сказал Генри.
— Подумай, — сказал ему Мартинез. — Кто так рассуждает? Что это за люди, которым абсолютно поебать на всё, кроме власти и денег?
— Ну, список выйдет немаленький. Воротилы с Уолл-стрит, политики. Китайцы, может. Русские.
— В точку! Я, может, и тупой громила из Лос-Анджелеса с общественным колледжем за плечами, но я знаю людей. Я вижу структуру. Давайте, подумаем. За последние — сколько? — пятнадцать лет экономика скатилась под откос.
— Ну, да, — согласился Генри.
— Европу и штаты накрыло мощнейшая рецессия. Мы знаем, каким образом делалось это так называемое «восстановление». Пузырь китайской экономики лопнул и всё стало ещё хуже. Все стали только беднее.
— В основном, — сказал Генри.
— Да, в основном. А кто не стал? Кто живет лучше, чем пятнадцать лет назад? Люди на самом верху, вот кто. Те, кто всю эту систему выстроил ради своей выгоды. У них собственные острова и целые парки частных самолетов. Когда остальные беднеют, они получают баснословные прибыли. И как же они всего этого добились?
— Они умны. И работают больше, чем все остальные, — сказал Карлос.
— Это какой-то предвыборный лозунг, да? Они нас убедили в этом. Несомненно, кто-то, может, и работает больше остальных. Может, кто-то из них безумно талантлив и честно заслужил каждый пенни своего состояния. Но некоторым просто плевать. Именно с ними мы сейчас и воюем. С людьми, которые организовали эту бойню. Что вы, парни, знаете о Гражданской войне?
— В смысле, о первой? — спросил Карлос. — Конечно, знаем. Линкольн. Прокламация об освобождении рабов. Геттисбергская речь. Отмена рабства.
— Ага, — кивнул Мартинез. — А сколько народу погибло в той войне?
— Дай подумать, — сказал Карлос. Его лицо стало темнее, чем обычно, на нем плясали редкие всполохи пламени. Его голос понизился, стал медленнее. Он заговорил, как диктор на историческом канале:
— Гражданская война стала самым кровавым конфликтом на территории Америки. Было убито более чем 650 тысяч человек. Самым кровавым днем той войны стал Энтитем. За один день той битвы погибло больше народу, чем за всю Иракскую и Афганскую кампании вместе взятые[41].
— В этот раз всё намного хуже, — сказал Мартинез. — А, ведь, прошло только две недели.
— Я запутался, — произнес Генри.
— Сержант говорит о двух вещах, — принялся объяснять Карлос. — Во-первых, из-за того, что поражающая мощь оружия возросла в разы, количество жертв уже больше, чем в первую Гражданскую. А во-вторых, тем, кто за всем этим стоит, глубоко насрать на происходящее. И наша задача — их остановить. Верно, командир?
Мартинез выразительно посмотрел на Карлоса и кивнул.
— Да, Карлос, именно так.
— Гражданская война началась не из-за рабства или этики, — продолжал Карлос. — Она началась из-за власти и денег. И простые парни по обе стороны фронта, пали её жертвой. У подавляющего большинства солдат Конфедерации никогда не было рабов, но они всё равно воевали. Может, они
